От его пьяных криков волосы на загривке поднимаются, а в сердце лопается шарик с липкой слизью страха и отвращения.
— Это папа, — шепчет Аня и вздрагивает. — Папу нашли.
Поднимает на меня испуганный взгляд.
— А можно сразу тут отказаться от нее?
Аня сползает с моих колен и кидается к двери, прижав к груди Бублика. Я за ней, мягко разворачиваю ее к себе у двери и шепчу:
— Останься здесь…
— Нет! — она вырывается и выскакивает из кабинета. — Папа!
В коридоре она застывает маленькой бледной куколкой. В метрах пяти от нас молодой мужчина лет тридцати еле стоит на ногах и отмахивается от пожилого сотрудника приемника:
— Да отвали ты!
Его ведет в сторону. Приваливается плечом к стене. Он хорошо одет. Вещи на нем дорогие, брендовые, пусть и помятые. И сам он на работягу совсем не похож. Да, опухший, но холеный.
— Папа, — Аня делает шаг.
— Я тебе не папа, — кривится и приглаживает волосы. — И никогда им не был.
Я выхожу вперед и закрываю Аню собой.
— Я не ее отец! — рявкает Пушин Николай на сотрудника приемника-распределителя. — Ясно? Я воспитывал чужую!
Одна из дверей открывается, и к “отцу” выходит молчаливый Руслан, который рывком затаскивает его за собой.
— Папа!
Хватаю Аню. Поднимаю ее на руки. Она пытается отбиться.
— Папа!
— На пару минут отошла в туалет! — в коридор выбегает Лена. — Что у вас тут случилось?!
— Папашу притащили, — вздыхает пожилой сотрудник. — Пьяный, как свинья.
— Ясно, — Лена поправляет воротничок рубашки и шагает к двери, за которым раздается глухой удар и пьяное ворчание.
— Папу забрал плохой дядя!
— Да папа у тебя тоже, похоже, очень нехороший человек, — Лена бросает на нее тоскливый взгляд. — Нашла коса на камень.
10. Глава 10. Лохушка
Мы сидим с Аней в загончике игровой комнаты на потертых мягких матах. Она молчит и смотрит на Бублика.
А я просто рядом.
Интуитивно чувствую, что сейчас бессмысленно лезть к Ане с играми в попытках отвлечь.
Больно за ее детскую душу. И я знаю, что этот момент отпечатается в ее памяти ожогом.
— Почему, — поднимает на меня взгляд, — почему папа меня не любит?
— Некоторые не умеют любить, — тихо и честно отвечаю я. — У таких, — касаюсь ее груди, — вот тут что-то сломано, Аня. И у таких людей не заслужить любовь, не добиться ее, как ни старайся. Иди сюда, — притягиваю ее к себе и обнимаю.
— Я буду любить Бублика, — сипит Аня.
— Я не сомневаюсь, — закрываю глаза.
— А тебя папа любил?
— Нет, — тихо отвечаю я. — Не любил и не любит.
— Хреново.
Аня испуганно отстраняется и круглыми глазами смотрит на меня:
— Так нельзя говорить…
— Нельзя, но ведь хреново же, — улыбаюсь я. — Тут не поспоришь.
Бледная, растрепанная и с опухшими глазами. Маленький потерянный человечек, которому очень не повезло с рождением.
Приглаживаю ее волосы и вновь улыбаюсь, а затем со вздохом прижимаю ее к себе. Целую в макушку:
— Все будет хорошо.
— Твой папа — дурак, — обиженно бубнит.
— Не буду спорить.
Слышу шаги. Оглядываюсь. В паре метроах от детского загончика останавливается Руслан.
— Что ты сделал с папой? — Аня отстраняется и воинствующе встает. Сжимает кулачки. — Что? Я тебя не боюсь!
— Бери ее и поехали, — мрачно говорит Руслан.
Аня выдыхает и бросается к выходу, крепко прижимая к себе игрушечного кролика, но Руслан, конечно, быстрее.
Он ловит ее, подхватывает под яростные крики на руки и получает Бубликом по злой роже:
— Пусти! Папа! Папа!
— Пошли! — рявкает на меня Руслан, уворачиваясь от Бублика.
