Выкуси, Володенька!
Хорошо, что у меня есть личная карта, открытая много-много лет назад, когда я еще брала заказы на пошив одежды. И там с незапамятных времен лежит пять тысяч рублей, которые подруга насильно скинула мне за срочный пошив платья.
Спасибо, Наташа, ты меня буквально спасла!
Такси приезжает через три минуты, и мы с Кирюшкой буквально уносим ноги.
Выдыхаю только тогда, когда наш дом, наше некогда уютное гнездышко остается за поворотом.
Останавливаю машину, не доезжая до точки назначения. Нам нужно зайти за продуктами – мама давно не живет в нашей квартире, и дома шаром покати.
– Женька? Кононова? – раздается позади знакомый голос.
Оборачиваюсь и наталкиваюсь на ту самую подругу Наташу, катящую тележку перед собой.
– Привет.
– Привет! А ты…,– оглядывает нас с Кирюшкой по очереди. От нее не укрываются домашние брюки, торчащие из-под пальто. – Вы как здесь? Мама твоя приехала, что ли? – осторожно интересуется Наташа.
Я понимаю ее замешательство: мы давно не живем в этом районе и уж точно не ходим в такие супермаркеты. Потому что Володенька не приемлет ничего, кроме премиальной доставки продуктов. Мой муж забыл, как радовался, если удавалось куриную грудку по акции урвать.
Ну, а я не гордая и запросто могу купить макароны и гречку в обычном магазине.
– А мы от папы ушли! – громогласно заявляет Кирюшка во всеуслышание.
Челюсть подруги падает на пол, закатывается под стеллаж.
– Чего? – бормочет обескураженно, переводя взгляд с меня на сына и обратно. – Ты…от Володи? Ушла? Спустя… сколько вы там женаты?
– Двадцать лет.
– Охренеть! – выпаливает подруга и прикрывает рот ладошкой, скосив взгляд на Кира. – А когда?
– Только что, – бесхитростно бурчит сын. – Он ударил маму и меня, и мы убежали.
Глаза Наташи округляются и грозятся выпасть из орбит. А я молча кладу в тележку бутылку вина. Подумав, добавляю еще одну.
– Зайдешь в гости?
– Ага, – в прострации кивает подруга, и мы движемся к кассам.
***
– Ну, Володька и козел! – припечатывает Наташа, откупоривая штопором бутылку вина. Ставлю на стол нехитрые закуски, на которые хватило денег. – Простишь?
– Такое не прощают.
– Слава Богу! – подруга выдыхает и разливает вино по бокалам. – И это правильно, Жень. Измена – это жестокое предательство. Я бы тоже мужа не простила. Даже если бы у него все было по пьяни.
– Это осознанное предательство, – добавляю, накладывая макароны и сосиски и относя в гостиную, где Кирюша смотрит мультики.
– Спасибо, мамочка. Мои любимые макароны! Как же я скучал! Мммм, как вкушно…
Треплю вьющиеся вихры, с грустью глядя на сына. Он столького был лишен из-за глупых запретов Володи.
Как, например, с макаронами и сосисками: они были под запретом в нашем доме. Мой муж не жаловал «плебейской» еды. Объясняя тем, что наелся ее в голодные времена.
– Что думаешь дальше делать? – осторожно интересуется Наташа, когда я возвращаюсь и обессиленно опускаюсь напротив.
– Наверно, для начала нужно на развод подать…
– Звучит как тост, – подруга ободряюще улыбается и осторожно касается моего бокала своим. Отпиваю и в прострации смотрю в одну точку на столе. Силы резко покинули меня, и я только сейчас осознаю, что произошло.
– Мне обязательно нужен будет юрист. Я в этих делах ничего не смыслю. Уверена, Володя будет вставлять мне палки в колеса, чтобы я осталась ни с чем. Или, – ужас накрывает, и я в панике перевожу взгляд на подругу. – Он запросто может опуститься до того, чтобы шантажировать меня сыном…
