Шокированная, я смотрю на сына и не верю, что его слова мне не послышались.
Он действительно произнес это. Голос, пренебрежение в сказанном и во взгляде… Все такое нереальное и колкое.
Минуту назад сын обнимал меня, когда я сказала, что люблю его. А мгновением позже больно ударил в грудь своими словами.
– Ты что такое говоришь? – хмурясь, я свожу брови к переносице и стряхиваю с себя этот шок, иначе мыслить нормально не смогу. – Во-первых, с чего ты взял, что со мной ты пропадешь? Откуда вообще такие мысли? Во-вторых, какие к черту деньги? Какая разница, есть они у меня или нет? Почему ты в первую очередь думаешь о них? Я твоя мать. Ты разве не слышал, что я тебе сказала только что? Выходит, на родную мать тебе все равно? Деньги – это все, что тебя интересует?
– Мам, – мямлит Даниил невнятно, – я вообще-то не это имел ввиду. Но если посудить, разве я не прав? Какая жизнь без денег? Учеба, поесть, шмотки…
– Вот как? – Складываю руки на груди. – Получается, если у меня их нет, то и у тебя тоже. Но… так как ты взрослый парень, то должен работать и хоть чем-то помогать матери. А не требовать, чтобы я тебя обеспечивала. Разве не так?
– О-о… видишь? – тянет сын и закатывает глаза. – Вот поэтому я и предпочту остаться с отцом. У тебя вечно столько проблем. С тобой невозможно разговаривать, – фыркает, размахивая руками в разные стороны. В каждом жесте недовольство и непонятное мне раздражение. – Папа хоть поорет, но деньги даст, помогает и больше не лезет. А ты же… лекции читаешь и нифига не делаешь.
– Это действительно то, что ты видишь, Дань?
– Да блин, мам, че ты вечно, а? – Сын отступает на шаг назад и топает ногой, задирая голову к потолку, словно сильно раздражен. – Вот сейчас еще обидься и ваще класс. Я виноват во всех твоих бедах.
– И это мой сын, – разочарованно проговариваю я. Руки опускаются вниз, словно кто-то отнял все силы. – Скажи, твоя девушка…
– Маша.
– Маша, да. Ты ей изменяешь?
– С чего бы это? Я Маху люблю.
– Правда? Почему же ты считаешь поведение отца нормальным?
– Ну, я был прав. Все с тобой ясно. Спасибо за ужин, ма. Обожрался прям.
Сын, психуя, уходит с кухни и, громко топая, поднимается к себе в комнату. Затем слышится разносимый по дому стук закрытой двери.
Все верно. Ответа у Дани нет. Потому что ему нужно, чтобы отец в любом понимании ситуации был прав, ведь с ним «он не пропадет».
– Бог мой, – выдыхаю, прижав руку к груди, и сажусь на стул.
Такое ощущение, что у меня дежавю. Я просто… словно на месте Иры оказалась. Ее Алинка ведь тоже самое вытворяла. Не злорадствуя по этому поводу, я еще тогда подумала, что мои дети так бы не поступили, что… мне жаль сестренку. А оказывается, вся любовь и доброта, материнская ласка и опека вылезли боком именно мне. Не человеку, который их ни во что не ставит, который не умеет разговаривать спокойно больше двух минут, а мне…
Почему мы не видим границ своей любви к детям и так жестоко платим потом? Почему женщины созданы таким образом, что их открытые души потом так жестоко сжигают предательством?
Совладав со своими эмоциями, я встаю и поднимаюсь к Кате, собираясь поговорить и с ней. Открыв дверь, перед этим постучав, я вижу дочь перед длинным во весь рост зеркалом. Она смотрит на себя со всех сторон, облаченная в красивое алое платье, вышитое пайетками.
– Ма, скажи, ведь хорошо смотрится?
– Ты просто красавица, – улыбаюсь дочери в отражении, глядя, как она сияет. – Куда-то собираешься?
