И в кармане вибрирует телефон, который я достаю дрожащей рукой. Виктор.
— Муж?
— Да, — сипло отвечаю я, и на меня накатывает волна паники и слабости.
— Ответьте, — Тимур Амирович вздыхает. — Вы все равно будете вынуждены с ним коммуницировать.
— Я не хочу…
— Дайте, — Тимур Амирович протягивает руку, — отвечу я, если вы не готовы.
Молча встаю, отдаю ему телефон. Принимает звонок на громкой связи без раздумий и оторопи:
— Слушаю.
— Ты еще кто такой? — тихо и глухо спрашивает Виктор.
— Адвокат вашей жены. Абаров Тимур Амирович.
— Тогда передай Маше, что моя мать с девочками вернулись, — в голосе прорезаются нотки стали. — И они уже на пути домой.
Гудки, которые отдаются в голове гулом. Перед глазами — мутная белесая пелена, и я шепчу:
— Проклятье.
12. Глава 12. Иди сам все говори
Подъезжаю к дому.
Вижу машину Виктора, припаркованную у ворот, и его самого. Выныривает из салона, оглядывается.
И теперь он видит меня.
Стискиваю руль.
В голове проскальзывает дикая мысль: вжать педаль газа до упора и сбить его. После сдать назад и проехаться по его трупу.
А потом еще раз. И еще. И еще.
Однако вместо этого я аккуратно паркуюсь позади его машины. Даже грациозно и по-женски. Женщины меня поймут. Мы паркуемся иначе, чем эти ублюдочные мужики, которые после двадцати лет брака говорят, что любят другую.
— Привет, — говорит Виткор, когда я покидаю салон.
— Привет? — вскидываю бровь и повышаю голос. — Привет?!
А потом выдыхаю, прикрыв веки. В груди опять начинает кровоточить, касаюсь дрожащими и холодными пальцами переносицы.
— А что я должен сказать? — спрашивает Виктор.
Его голос гвоздями входит в мои барабанные перепонки, и я перевожу на него взгляд:
— От своей шмары приехал?
И ведь не поймешь по его виду, от Лариски он ко мне такой строгий и мрачный приехал. Страстных засосов не вижу. Губы не искусаны. Царапин на лице и шее нет.
С другой стороны, может, Лариса не из диких дам и близость с ней полна нежности, ласки, любви и мягких прелюдий.
Стискиваю зубы.
— Я не буду это обсуждать с тобой, — холодно отзывается Виктор.
— Ты это обсудишь с нашими дочерьми, — цежу я сквозь зубы.
— Ты лучше скажи, какого черта моя мать сорвалась с ними сюда? — вскидывает руку в сторону нашего дома.
— А ты мне рот не заткнешь, — делаю к нему шаг. — Ясно? Я не просила Валентину приезжать, но молчать о том, что ты ускакал к другой бабе, не стала. И ты себе как это представлял? Я проглочу язык на две недели?
Поскрипывает калитка, и из нее выходит Валентина. Она скрещивает руки на груди, молча смотрит на Виктора и поджимает губы.
Виктор медленно выдыхает, приглаживает волосы, отворачивается и проводит ладонью по лицу.
— Вить, это правда? — спрашивает Валентина.
— Да, — он резко разворачивается к ней. — Да, это правда.
— Ты ополоумел?
— Вероятно, — усмехается он, всплеснув руками. — Мам, ты не должна была…
— Слушай, Вить, — Валентина едва заметно прищуривается, — я тебя люблю, я тебе жопу мыла, сопли вытирала… И я тебе люблю и буду любить. Этого ничего не изменит, но мне за Машу очень обидно. Очень обидно. она хорошая женщина.
— Я знаю, мам, — Виктор хмыкает.
Острые когти проходят по моим свежим ранам, и я судорожно выдыхаю
— Ты рушишь семью, Вить.
— Он уже ее разрушил, — тихо говорю я.
— Я вас двоих помню зелеными подростками, — Валентина переводит взгляд с Виктора на меня и вновь смотрит на него. — Я помню, как давала тебе на школьные обеды чуть больше, чем требовалось, чтобы ты мог сводить Машу в кино и угостить ее мороженым.
