— Я тоже это помню, — Виктор пожимает плечами. — И это ничего не меняет.
— Там в разгромленном доме сидят ваши дочери, — тоскливо смотрит на нас. — И сегодняшний день они запомнят на всю свою жизнь.
— Вперед, — прищуриваюсь на Виктора, чьи глаза вспыхивают черным гневом и отчаянием. — Иди, милый, на разговор. Я тебя прикрывать не буду. Не теперь, Виктор. Давай, скажи, как ты их любишь и что у тебя теперь есть новая женщина, которую ты любишь. Так любишь, что отказываешься от их мамы, с который ты, мерзавец такой, отправлял в аэропорту на отдых.
— А мы выпьем кофе, — Валентина решительно шагает ко мне, а затем оглядывается на бледного и разъяренного Виктора. — Давай, сына. За любовь в таком возрасте надо платить.
Мой запал тухнет. Оставить дочерей с Виктором? Я должна проконтролировать ситуацию, защитить, закрыть грудью…
— Пусть, — Валентина берет меня за руку и заглядывает в глаза. — Маш, он отец. И это его решение. Пусть донесет это до девочек.
— Но…
— Вези меня пить кофе, — Валентина открывает дверцу машины и буквально запихивает меня в салон. — Сама сказала, что не будешь прикрывать. Это тактическое отступление, Маш, — наклоняется ко мне и зло шепчет в лицо. — Я едва себя держу в руках, и сама сейчас кинусь своего сыночку-корзиночку спасать из ямы дерьмища. Так что, немедленно вези меня пить кофе.
13. Глава 13. Говори!
Как не пляши на углях, а ожогам быть.
В доме полный хаос с порога.
Маша хорошо повеселилась в мое отсутствие и не ограничилась только гостиной.
Может, мне не стоило оставлять ее в безумстве, но… мне тогда бы пришлось связать ее, чтобы она не устроила апокалипсис.
Если бы я мог, то я бы забрал гнев Маши себе, чтобы ее так не штормило.
Мне действительно жаль, что все вышло именно так.
И у меня не было стремления этим годом усугубить ситуацию.
Я хотел все исправить.
Я верил в то, что у меня получится.
Но эти полгода не привнесли в мою жизнь яркой новизны
Я покупал цветы без трепета, а с холодным сердцем и со знанием того, что Маша любит красные лилии. Несколько бутонов обязательно должны быть нераскрытыми.
Я не стоял в цветочных и не гадал, что ее может удивить. Когда продавщица вручала мне букет, я искал в душе волнение, а его не было.
И я упрямо ждал его, ковырял сердце и пытался из него вытащить хотя бы ниточки тех чувств, что обрушились на меня, когда я, например, в первый раз поцеловал Машу “по-взрослому”.
Я помню ее румянец, круглые глаза, сбитые дыхание, но это просто картинка, а тогда я чуть не помер и опять ее поцеловал, зажав в углу.
— Пап, где мама? — шепотом спрашивает Лиза.
А дочек уже тронул загар. Сидят на диване, тихие и напуганные. Вокруг дивана — хаос.
— Пап… — Надя сглатывает.
— Ты ее убил? — Даша всхлипывает, и получает тычок от Лизы.
Я сажусь в кресло.
За все надо платить.
А за свободу плата самая высокая.
— Пап, где мама? — повышает голос Надя.
— Я тут! — раздается крик Маши, хлопает входная дверь.
А у меня горло схватило болезненным спазмом.
— Я тут! — в гостиную врывается Маша. — Живая, девочки… Живая… — выдыхает и приваливается к стене. — Тут я… Господи…
— Нас ограбили? — Даша ежится.
— Что ты молчишь, а? — Маша усмехается. — Ну, говори, Виктор… Давай, — она истерично смеется. — Что ты язык проглотил?!
— Маш, — слышу голос матери.
— Какое тут кофе! — рявкает Маша. — К черту ваш кофе! Я буду здесь! Виктор! Ну, давай, говори!
