– Так нам что на кладбище? – знакомые с детства названия не давали приезжей никаких ориентиров, только путали и пугали. В Краснодаре Козырева не была вот уже семь лет. Таксист заржал широко открытым ртом, упёрся в руль пузом и перешёл на «ты» без церемоний:
– А ты шо торопишься? Ты, красавица не боись, все там будем. Токо не чичас. Хде кладбище, не доехав надо пересечь трамвайные пути, потом опять налево и ехать вдоль путей, чётко прижимаясь к ним. Потому как дорога там – дерьмо: одни ямы и ямищи, – машина ловко лавировала по улицам, переполненным легковушками и ГАЗелями, и перепоясанным троллейбусами. – Я там намедни чуть ось не оставил.
– И что ямы? Прямо ямы? А объехать – никак?
– Объехать? Наверное, можно. Но токо зачем объехать: за третьей ямищей как раз и будет твоя баня. Ха-ха. Нетипичное заведеньице. Кубанцы туда мало ходят.
– Дорого?
– Строго. Там немец хозяин. Сама увидишь: ни одной бл. ди на входе нет.
«Да уж, показатель респектабельности заведения!» – подумала Света.
От мата она скорчилась:
– А без ругани никак нельзя?
– Какой ругани? – таксист попытался нахмурить лоб. Вырвавшееся слово было для его лексикона настолько повседневным, что притёрлось, как литературное.
– Матом зачем? Что в России только матом можно продажную женщину обозвать? – Светлана пыталась натолкнуть таксиста на мысль, но вместо подсказки заставила задуматься ещё глубже, отчего их машина чуть не столкнулась с маршруткой.
– Бля! – снова шарахнул шофёр, затем внезапно догадался и опять заржал, – Ну ты, красавица дала! А как же их ещё иначе назвать: они – они и есть они…
– Ну, есть ещё такое слово как «проститутки» или «девочки лёгкого поведения».
Зайдясь хохотом, таксист забыл вдохнуть и побагровел:
– Проститутки – это у Интуриста. А девочки лёгкого поведения – в начальной школе. Нет уж, бля… – окончание вышло оторванным и приглушённым, – дь – она и есть, кто она есть. И по-другому никак не скажешь. Как говорится, из песни слов не перепутаешь.
Светлана затихла, втянув голову в плечи и сделавшись маленькой. Таксист, догадавшись, что она в плохом настроении, замолчал. Но через время снова нашёл её в зеркале:
– За услугу диспетчера придётся, дамочка, накинуть, – глаза его не улыбались.
– Довезите сначала, там разберёмся, – Светлана не умела торговаться, даже будучи русской барышней, а уж тем более разучилась делать это, став французской мадам. Деньги в кошельке нервировали: женщина давно уже привыкла платить банковской картой, на худой конец чеком, и платить строго по тарифу. Ломая голову сколько нужно дать таксисту чаевых, чтобы не обидеть и не переплатить, Светлана набрала парижский номер подруги. Та недавно была в России. В намерениях звонившей было только справиться о сумме подачки, не прибегая к использованию русского языка, в результате же роуминг унёс за разговор в два раза дороже советуемых чаевых.
Таксист, услышав иностранную речь, сразу заговорил о Таиланде, не допуская, видимо, что гостья может прибыть с другой стороны глобуса. А может просто потому, что только там и мечтал побывать. А может потому, что только про эту страну с ним и разговаривали пассажиры. Потом стал активно показывать однотипные достопримечательности улицы Красных партизан, делая акцент на доступности цен на все виды услуг. В городе, вне центра, за пятнадцать лет Светланиного пребывания за рубежом так много всего понастроили – не уследишь. В итоге он так надоел своими рассказами. что пассажирка пожаловалась на головную боль. Вконец оскорблённый, таксист замолчал, буркнув напоследок, что париться с больной головой – выкинутые деньги. И уже совсем подъезжая и обдав пешеходов грязной водой из той самой третьей ямищи, заелозил в зеркале улыбкой служащего перед зарплатой:
