Патринка слабо отмахнулась – но не возразила. А Светлана заговорила дальше: горячо и решительно:
– И не вздумай мне помирать! Ещё не хватало! У тебя талант, понимаешь ты, – талант! Мы тебя приведём в театр, и в тебя там руками и ногами вцепятся! Ты – настоящая кочевая цыганка, а таких сразу принимают!
– Я же совсем некрасивая… И глупая… И ничего не знаю…
– Кто-о, ну кто, боже мой, такое ребёнку в голову вбил?! – яростно зажмурилась Светлана. – Что за народ эти таборные, поубивала бы… Ты говоришь, твоя сестра сумасшедшей была? Нет! Нет! Не была! Твою Терезку Бог в голову поцеловал, она могла бы стать артисткой! А эти ваши дикие котляры ей не дали! И тебе бы не дали! И нашей прабабке Илоне тоже бы не позволили! А прабабка на них всех наплевала, сбежала с моим прадедом, вышла за него и в московском хоре первой солисткой сделалась. Вот так-то! И бриллианты у неё были такие, что никаким вашим таборным курицам даже не снились!
– Я не хочу бриллиантов, – виновато прошептала Патринка. – Светуца, миленькая, я знаю, что дура набитая, но… я не хочу бриллиантов! Вот если бы какой-нибудь человек меня научил, как музыку из мозгов выпускать… Ты говорила, что её буквами записывают, и она тогда из головы выходит! И другие люди её тоже смогут услышать! Светуца, это нужно очень-очень умным человеком быть, чтобы такое уметь?
Светлана чуть не рассмеялась.
– Ничего в этом страшного нет. Обычная нотная запись. Я умею, и Машка умеет. Вот вернёмся в Москву – мы тебе покажем! А ещё лучше – отдадим музыке учиться. Главное – отсюда вырваться! А ты, уж пожалуйста, выкинь из головы, что умираешь! Твой отец сам за свой грех ответит, а ты… Тебе просто жить надо! Знаешь, талантливые люди – они всегда не как все. А цыгане – это цыгане: одно золото в голове… Ты от своих ушла и к нам пришла – разве плохо тебе?
– Нет…
– Ну и всё! Значит, будем жить! – Светлана крепко обняла девочку. – И вот ещё что… Не вздумай кому-нибудь сказать то, что сейчас мне говорила. Слышишь? И я тоже не скажу. Никогда и никому. Даже сестре не скажу. Даже матери. Клянусь тебе.
Через несколько минут Патринка спала, свернувшись комочком в углу нар и изредка всхлипывая сквозь сон. Светлана сидела рядом с ней. Она так глубоко задумалась, что не заметила, как с нар соскользнула тоненькая тень, и, когда младшая сестра обняла её за плечи, подскочила от неожиданности:
– Машка! Чего не спишь?
– А ты? О чём вы с Патринкой шептались?
Светлана не ответила. Некоторое время спустя, глядя в окно, вполголоса выговорила.
– Машка, я вот что думаю… Не кричи только сразу, послушай. Нас везут куда-то на Север. Наверное, в самом деле в лагеря…
– Ты с ума сошла, Светка! Какие лагеря? Детей – в лагеря?!
– Машка, ох, замолчи, пожалуйста, я сама ничего не понимаю… Но людей надо спасать. И спасаться самим. И вы с Мотькой должны убежать. Ты слышала, что Ибриш говорил? Несколько молодых сбежало, и им вслед не стреляли даже! Значит, это возможно! Значит, нужно…
– Я. Никуда. Без тебя. Не. Побегу. – отчеканила Машка. Дыхание её отяжелело от гнева.
– И будешь дурой. – спокойно заметила старшая сестра. – Ты здоровая, ловкая, ты циркачка…
– Сколько раз я тебя просила так цирковых не называть?!
– Ну, прости, прости, я забыла… Ты ведь гораздо сильней и выносливей меня, а Мотька – вообще бывший беспризорник! Он на этих дорогах и вокзалах как рыба в воде! Вы с ним в два счёта доберётесь до Москвы, найдёте отца, и он прекратит это безобразие! И я вернусь в Москву, понимаешь? И все таборные тоже!
