– Всё хорошо, – успокаивающе заверила мама, тряхнув золотистой шевелюрой. Папа каждый раз вставал на дыбы, когда сероглазая и белокурая красавица жена заявляла, что хочет перекраситься в другой цвет.
– Всё уже хорошо. Так, взгрустнула чуть-чуть. Да, вспомнила, Костя твой коллега, ну тот который сейчас в свадебном путешествии, Мирек кажется?
Дождалась, пока отец кивнёт зеркалу, а заодно пригладит пышные каштановые усы, поправила шарфик и продолжила.
Так вот он звонил, очень огорчался, что не сможет проводить и звал в гости, когда вернётся в любое время. Так что, сынок, – она взъерошила Сашкины светлые пряди, – не кисни.
– Не буду, пообещал сын, и скрестил в кармане пальцы на удачу, очень хотелось вернуться.
Пуговицы с шелестящим постукиванием сыпались сквозь пальцы. Зачерпнув очередную горстку и пересыпая её из ладони в ладонь, думала. Почему-то с самого раннего детства повелось, что за этим занятием, я проводила долгие часы, сочиняя свои бессмертные творения, или очередные проказы. Мои сокровища хранились в потёртом кожаном чемодане – это память о работе бабушки, маминой мамы, на трикотажной фабрике. Мама забрала у неё чемодан, надеясь, что дочь будет шить. Погорячилась, конечно. Сидеть за швейной машинкой я так и не полюбила, хотя простую строчку выполнить смогу. Гораздо интереснее разглядывать узоры на пуговицах и размышлять, пересыпая их из руки в руку. Медитативному занятию не мешал никто, даже Яшка – ярый любитель клубков, мячиков и всякой рассыпающейся мелочи.
Эйфория от сказочности спала, включилось критическое мышление. Шевельнула пальцами, сбросила очередную порцию пуговиц и снова погрузила руки в блестящие россыпи, набирая полные горсти.
Итак, что мы имеем? Говорящего кота плюс вторую сущность, подселённую в моё родное тело. Не будем заморачиваться с техническими подробностями, допустим, всё, что сообщил Яшка-Василий, правда. Что получается? А получается полный ужас. То, что автоматически наследую функции хранительницы сказки – полбеды. Но бросать родителей и переселяться в какое-то Густолесье? А если верить открывающимся постепенно файлам памяти Бабы-Яги, королевство с нормальным населением там в двух часах полёта на ступе, а так хранители общаются только между собой. Нет, ну, есть ещё птички, зайки, медведи, но ждать пока к тебе в избушку забредёт нормальный Иван-царевич, отбиваться от всяких приблудных дураков? Не хочу! Я ещё школу не кончила.
Вспомнила видение в зеркале и попыталась представить себе ту девушку
«Прости, ты симпатичная, но становиться тобой я не буду».
Кажется, она меня услышала, потому что энергично кивнула. Попыталась, что-то сказать и развела руками, прости мол, не получается. Пошевелила бровями, попыталась снова, не смогла отчаялась и махнула рукой. Перед моим внутренним взором мелькнула тонкая завеса, колеблющаяся на ветру. Граница – пришло понимание. Кое-где в ней зияли прорехи. Для восстановления нужно было влить в них силу. И похоже Ядвига этим занималась не единожды. Во всяком случае на меня вылилась такая усталость, что захотелось лечь рядом с чемоданом, обнять его обеими руками и не выпускать.
− Да, Яся, − выдохнула, когда отпустило, − досталось тебе. Ладно, помогу чем смогу.
Вновь перевела взгляд на пуговицы, отчего-то показалось важным найти некоторые из них. Зарылась в россыпи своих сокровищ, через пять минут задумчиво созерцала пять пуговиц, разложенных на бортике чемодана. На одной из них был изображён лист то ли клёна, то ли платана, с крохотным стебельком нового побега, на другой – факел. Три других были обычными пластмассовыми: тёмно-вишнёвая на ножке, плоская кофейного цвета с чёрными разводами, а третья – чёрная божья коровка.
