Свингер
пати
Совсем уж горьким пьяницей артист драматического театра Семён Дахман так и не стал. Но получил осложнения в форме беспредметного философствования, из-за чего многое в мировом порядке находил неправильным. Причём, настолько многое и настолько неправильным, что возникала обратная зависимость: отвратительно скроенная реальность провоцировала желание пить и рассуждать. На это движение, ставшее круговым и задуманное Создателем как линейное, ушло почти двадцать лет из сорока пяти прожитых. Семён продолжал бы и дальше не тревожиться о превратностях жизненной геометрии, если б те не начали сказываться на продолжительности сексуальных контактов и семейном климате. Требовалось безотлагательное решение.
Пришло оно душным июльским днём, когда Семён, сидя за компьютером, упорядочивал в голове кошмары из новостных лент. Нейроны, синапсы и ганглии, подгоняемые холодным пивом, работали слаженно, и уж было изготовились одарить хозяина формулой спасения, как в комнату ворвалась голая жена. Груди её пружинили вразнобой, целясь торчащими сосками во всё подряд. Она махом сглотнула остаток пива и потребовала немедленно починить «этот блядский душ», который «ссыт совсем уже в разные стороны», а ей, мол, мыться и собираться на дежурство. Вид небритого лобка супруги утешил Семёна мыслью, что действительно-таки на дежурство, и он волен спокойно приступить к защите организма от общественно-полезного труда: закатить глаза и обессиленно свесить руки. Это должно было продемонстрировать глупой женщине мужнину роль в локализации угроз человечеству. Вербально послать жену к херам Сеня остерегался из-за угрозы куда более суровой – персональной: отлучения, пускай от скупого и нечастого, но регулярного интима. Расставлять же приоритеты и масштабировать задачи Сеня, слава богу, умел, поэтому решительно встал, наскрёб в ящике стола горсть отвёрток, для убедительности присовокупил к ним напильник и театральный бинокль, и пошёл в душевую.
Заперев изнутри дверь, так как тайна позволяет завысить сложность работы и накрутить баллы к реноме мастера, он достал из потайной ложбинки над кафелем ржавый гвоздик и принялся расковыривать дырочки в лейке. Дело во всех отношениях приятное: ввёл-вывел, ввёл-вывел. Плюс двухгодичный эффект и кратковременная милость жены к известным Сениным слабостям.
Работа спорилась, нервы успокаивались, и само слово «дырочка» устанавливало эротическую направленность мыслей. «Странная вещь! – думал Семён. – Когда в кровати, так ни на какие лобки – никакой эрекции. А тут нате вам!» Получается, качество мизансцены зависит не от режиссёра, а от декораций? Стремительно с ними экспериментируя, Семён довёл себя до приличного возбуждения. Самой восторженной из всех фантазий стало совокупление не просто в городском парке, а именно средь бела дня, и именно прилюдно. Сеня даже притормозил с чисткой дырочек и почесал гвоздиком над бровью: «А Ирка-то ещё – дай, боже! Задница, талия… Вон, аж собаки оборачиваются!» Ирка отозвалась из-за двери: «Всё уже? Я опаздываю!»
Вечер Семён провёл в ожидании жены с работы, перелетая из парка в парк, не надевая штанов и даже не выводя из дырочки. Его потенция потрясала зрителей. Аплодисментам и цветочным россыпям не виделось края. Семён выходил на поклон, и круг взаимных благодарностей замыкался в бесконечное блаженство, ставя окончательную точку в спорах о существовании Рая. Вот он! Такой ласковый и дурманящий! И жена – вот она, такая новая и желанная! Семёна распирало! Но реально переть стало от предложения одной интеллигентной пары инвестировать в его эротический старт-ап натурой. И это было, господа, бомбой! Это рушило горизонты.
