– Эти идут…
Пашка уже и сам догадался, что к ним жалуют большие гости. Сердце учащенно забилось, ладони покрылись противным липким потом. Слегка прикрыв глаза, начал ровно дышать, пытаясь успокоиться. Внезапно вспомнив, схватил закованными в средневековые наручники руками клочки промасленной бумаги из-под лепешек, и запихал ее внутрь трухлявой гниющей соломы, что служила им подстилкой. Поймал мимолетный взгляд Ахмета и слегка кивнул – подставлять чеченца ему не хотелось, да и самим подставляться не было смысла. Пусть лучше думают, что пленные вымотаны, избиты и ослабли от голода. Что, впрочем, все равно являлось правдой. Сейчас Пашке вряд ли удалось сделать какой-либо физический рывок, равно как и вороне «кыш» сказать. Тело отзывалось болью на каждое движение.
За стенкой на улице послышалась речь сразу нескольких человек. Знакомое бряцанье оружия, спокойные переговаривающиеся голоса. Ахмет у порога вытянулся чуть ли не по стойке смирно, глядя на свое начальство. В проеме возникли две фигуры. Пашка чуть не хмыкнул – начальник зеленки с рыжебородым. Никто и не сомневался. Здесь они просто вездесущи.
Света в сарайчике, несмотря на пробитое окно в боковой стене, было мало, и оба вошедших на мгновение замолкли, свыкаясь с темнотой. Главарь жевал в зубах то ли веточку, то ли зубочистку, презрительно вздергивая вверх кудлатой бородой. Его помощник и подручный просто стоял рядом, опустив глаза и выжидая, когда предметы приобретут свои очертания. Что-то с ним было не так, не в порядке. Пашка прищурился. Может, рыжебородый болеет, а может, просто по жизни такой?
Из-за спин вынырнул вчерашний жук в чалме, застреливший Толика. Быстрыми выверенными движениями он осмотрел цепи, бросил взгляд на руки и лица пленных. Удовлетворенно кивнул и вышел. Главарь окликнул его:
– Абу!.. – и отдал короткий приказ. Жук молча кивнул и снова вышел, дав знак нескольким боевикам, стоявшим снаружи. Все подчинились и отошли немного назад. Ахмет тоже, не меняя угрюмого выражения лица, отступил на несколько шагов.
Первым начал разговор рыжебородый. Не тратя времени на какие-либо вступления, он перешел сразу к главному:
– Молодые русские поросята, до сих пор вы живы благодаря мне, – здесь он бросил взгляд на хмыкнувшего в бороду главаря, – и нашему командиру Султану.
Начальник зеленки выплюнул зубочистку, обнажив желтые зубы, и кивнул.
«Ну да, благодетели вы наши», – подмывало сказать Пашку, – «так и хочется сорвать картуз и кланяться, кланяться». Страх начал понемногу растворяться, как и пот с ладоней. С первыми словами рыжебородого каким-то чутьем он уже понял, что сейчас их еще не убьют. Улыбнулся внутри, снаружи не выдавая себя ни единым движением. Разглядывал говорящего, что, уверенно стоя в темном вонючем сарае, в своем добротном армейском камуфляже, подбирал русские слова.
– Еще вчера мы хотели устроить показательную казнь со всеми элементами правильной смерти, которую вы заслуживаете.
Пашка вновь подивился, как рыжебородый изъясняется на русском, никак не хуже любого русского, и слова знает вон какие. Не иначе, как в недалекой своей молодости учился где-нибудь в России. Или в Грозном, может. В институте. Говорили же, что здесь в советские времена неплохие были ВУЗы, обучение все, соответственно, на русском. Помнится, говорили про педагогический и нефтяной. И помнится, вроде говорили, что в педагогический местных не пускали. Правда или нет?..
