Река Великая - страница 14

– А в Ящеры зачем ночью ходил?

– Ирка Христович рассказала?

– Да какая разница, кто!

Через забор Андрей трепал уши Мальку. Пес стоял на задних лапах, опираясь передними на поперечину ограды, вилял хвостом и пытался лизнуть ему пальцы. Нынче в этом Мальке пуда два веса, а когда-то помещался в две ладошки. Генка, зять, подобрал его прямо на реке, на льду. Бог знает, откуда щенок там взялся. Сунул в карман фуфайки и отнес домой. Выпаивали его молоком из пипетки Машка с Дашкой, а имя придумал племяш, который тогда только начал говорить. До весны Малек рос в избе, а в апреле Машка сколотила из горбыля будку и поставила рядом с Боцмановой.

– Отстань ты от них, Андрюш! Пусть полиция розыском занимается.

– Они не делают ни хрена. Второй месяц пошел, Аленка каждый день им звонит.

– А ты, думаешь, луч… Ну-к дыхни!

 Он нехотя подчинился.

– Времени и обеда нет!

– Да я только рюмашку, – Андрей пристыжено глядел на старшую сестру.

За неделю он наловил столько рыбы, что забил целиком морозилку и еще пакет оставил на улице, благо оттепели по прогнозу не предвиделось. В субботу продал всё, не считая плотвы, и после рынка поехал к Аньке на Завеличье. В прошлый выходной ее то ли дома не было, то ли пускать его не захотела, а в этот раз посидели, поговорили, да и… Отношения наладили, одним словом.

Вернувшись в деревню вечером, он по такому случаю заглянул к Ерофеевне, взял поллитруху и заодно рассчитался с долгом. С утра опохмелился тем, что осталось. Не стоило, конечно, бутылку допивать, но воскресенье было, на рыбалку он не собирался, хотел расслабиться.

– К Невзору, може, сходить за травяным чаем? Ирка Христович говорила, что ее Валерке помогло.

– Надолго помогло-то?! Во вторник заходил к нему мормышек занять, а он прямо в сенях на половике дрыхнет. Так и не добудился.

Андрей уже мысленно приготовился к ругани, и от Машкиного тихого и тревожного голоса делалось еще хуже.

– Почти три месяца, Ирка говорит, продержался. А до этого она и к наркологу, и к священнику какому-то в клинику его водила. Через два дня после этого священника запил. Только зря шесть тысяч отдала.

– Да при чем тут Христович? Я же по праздникам только, ну в выходные в крайнем случае.

– И на льду, – подсказала Мария.

– Чтоб согреться.

– Чаю возьми, чтобы греться. Термос, давай, тебе Генкин старый подарю?

– Есть у меня, спасибо, – сказал Андрей и отвернулся, чтобы больше не дышать на сестру.

– Всю жизнь здесь ловлю, а на зимовальную яму наткнулся, только когда эхолот в руки взял. Неделю вокруг лунки плясал. И мотыля, и тошнотика пробовал. За горохом даже к Машке сходил. Без толку. Тогда только драч взял.

– И сколько ты их натаскал?

– Троих лещей ровно, Господом клянусь! Из них одного Борису снес за то, что рыбогляд одолжил.

– Троих выловил, а поранил своей косой скольких?! То перемет растянешь, то острогой щук бьешь. По-христиански это разве? Спасибо, до динамита руки не добрались, да лиха беда начало! А бурак?

– Юркин он был, я и не брал ни разу. Вот крест! – Андрей Евстафьев на неудобном диване в комнате у священника размашисто перекрестился.

Он взял бутыль с журнального столика, налил янтарного напитка сначала Власию, потом себе, оторвал от буханки ломоть и наложил сверху сала внахлест. Святой отец потянул с тарелки соленый огурец и вяло чокнулся с Андреем.

Власий нечасто исповедовал в храме, обычно приглашал в избу к себе, а точней к Валентине Ерофеевне, где за великую благодарность снимал небольшую комнату. Пьющим предлагал самогону, чтобы шире, как он объяснял, раскрылась душа перед Господом.