Эти догадки, одна заменяя другую в зависимости от ситуации, не оставляли Курта весь этот месяц. Месяц, кипящий событиями, впечатлениями, знакомствами и узнаванием реальной жизни. Йоганн не остановился на заведении с розовыми диванами.
– Может, и к лучшему, что у тебя к проституткам душа не лежит. Кстати, ты знаешь, что бордели сегодня в Германии под запретом?
Курт удивился:
– Там все выглядело так открыто, так уверенно, не вызывая сомнение в легальности их работы.
– Да, верно. Но понимаешь, какая штука, федеральный центр запрещает, а местная полиция не согласна. Она их, этих хозяек вместе с девочками, обслугой, баром и музыкантами «контролирует», – Йоганн рассмеялся, – они резонно утверждают, пусть лучше девицы будут в чистоте и под защитой принимать клиентов, чем шариться по подворотням, рискуя нарваться на нож или дурную болезнь. И они «контролируют»… бесплатно, разумеется. Порой сюда захаживает и само полицейское начальство. Так что хозяйка заведения чувствует себя спокойно.
Уже расставаясь, Йоганн, задержав руку Рихтера в своей, произнес, подмигнув:
– Мы пойдем другим путем, нарушим покой девушек иного рода, я познакомлю тебя с одной… – Он освободил руку Курта и сделал реверанс так, словно в его руке была шляпа с пером. И уже отойдя на пару шагов, добавил:
– Да, и пора включить в нашу программу твоего красного жеребца по имени Альфа-Ромео.
Ирма Зигель резко повернула голову в их сторону, и каре черных волос метнулось вслед за этим движением, на мгновение закрыв лицо. Йоганн окликнул ее, заметив в стайке девушек, расположившихся в тени деревьев во дворе учебного корпуса, куда студенческая молодежь выбегали передохнуть в перерыве между парами. Когда она подошла к Леманну, высоко подняв подбородок и слегка выпятив пухлую верхнюю губу, Курт подумал, что девушка выразит недовольство той бесцеремонностью, которую позволил себе Йоганн. Но она произнесла нечто совершенно неожиданное:
– Ну давай, сводник, знакомь меня с очередным недотепой, неспособным самостоятельно подойти к девушке.
Первой реакцией Курта было желание немедленно скрыться от этого позора, но он не успел.
– Ирма, – она представилась, протянув ему руку. Девушка смотрела на него своими распахнутыми глазами, и ее лицо, белый безукоризненный алебастр, излучало непреклонность, которой невозможно было не подчиниться. Курт успел рассмотреть ее всю в то короткое мгновение, пока ее рука находилась в его ладони.
Мальчишеская тонкая фигурка в свободной, кажущейся не по размеру, одежде, белая кофточка и голубая юбка в складку. Вся ее выверенная до миллиметра позиция, откинутые в развороте плечи, легкий прогиб назад, протянутая, словно для удара шпагой рука, свидетельствовали о природной уверенности в себе, в своем теле.
«Наверное, гимнастка», – мелькнуло у Курта в голове.
– Меня зовут Курт, – он произнес это таким приниженным тоном, что аж передернулся от досады, и уже другим, как ему казалось, мужественным голосом: – Рад познакомиться, – и это прозвучало еще более фальшиво и оттого не менее жалко.
– Да, придется поработать с мальчиком, – эта фраза, обращенная спортсменкой к Леманну, вконец разозлила Курта и вернула в нормальное состояние.
– Извините меня, Ирма, вы произвели на меня обескураживающее впечатление, и я растерялся. Но поверьте, я вовсе не маленький мальчик и, надеюсь, смогу вам это доказать.
Ирма рассмеялась и вновь протянула Курту руку:
