Адам из отдела логистики, засидевшийся хозяин светового островка, нежно шатает меня за плечо. Он оценил тревожность моего сна и решил разбудить. В руке я сжимаю шарф.
– При виде графиков сразу засыпаю.
– Понимаю. Хорошо, что тебя не было, – они тут такой срач подняли. Мне тоже попало.
– Тебе-то за что?
– Навешали работы до понедельника. Сижу вот, проверяю накладные по упаковке и тарам. Говорят, могла закрасться ошибка со стороны поставщика, хотят как-то использовать это, подготовиться.
– К чему?
– Да чёрт их разберёт. Тебе виднее.
– Ну да. Ладно, иди домой. Надя ушла?
– Конечно, вслед за вами.
– Естественно.
После недолгого сна и от влажной одежды зябко и неуютно. Иду на кухню, стою пару минут и рассеянно гляжу в стену. На кухне запах кофе и свежей краски. Покрасили всё в бледно-жёлтый. Отвратительно. В помещении нет окон и тесно – находиться тут невозможно. У Рика, кроме странной колбасы и выпивки, ничего не было, а я бы не отказался перекусить. Загрёб рукой шоколадных конфет из большой каменной вазы и отправился в кабинет. План – забыть странный сон, включить телевизор и уснуть в кресле. Что же он хотел достать из своего… не знаю откуда.
Мой ковролин тёмно-синего цвета. Всё сдержанно, за исключением пары абстрактных картин и скульптуры страшной рыбины на высоком постаменте. Поверх ковролина лежат два ковра. Это удобно, но странно, ведь ковролин – это уже ковёр. У дальней стены ореховый стол и кожаное коричневое кресло. Спереди у стола ещё два кресла, но не мягкие, а с сиденьем из ротанга, на стальных трубках. Джейн, как мой личный консультант по дизайну, приволокла картин и безделушек – вазочек, статуэток и этнической ерунды. Тревожная картина с болевыми зонами тоже планировалась сюда, но я не тороплюсь: уж больно очевидно сходство со мной. По задней стене стоит шкаф с открытыми полками. Я ещё не успел всё расставить, и большая часть книг хранится в коробках в противоположном углу кабинета.
Верхний свет ослепил меня, и я включил торшер на массивной каменной подставке. Рядом с ним кресло – на нём я и собираюсь отрубиться. Мой любимый аксессуар – фигурка чёрной пантеры 30-х годов на столе, подарок одного из довольных клиентов того периода, когда довольных клиентов было куда больше.
Я наконец снимаю жёсткие ботинки. Приятно ощущать ворс голыми ступнями – к ним возвращается чувствительность и расслабление, утерянные в прогулке. Остальные конечности требуют того же. Я не сопротивляюсь, вспоминаю слова Джейн про принятие своего состояния. Подхожу к бару, из-за откидной крышки он напоминает маленький клавесин, но играют на нём в основном мои коллеги. Принятие принятием, а допинг неизбежен.
…Всё прошло по плану, и я проснулся утром с лёгким похмельем. Спасибо моему умению спать в любом положении. Человек в простыне больше не приходил. С чего я вообще взял, что он выглядит именно так? С чего решил, что простыня белая, что он рыжий и старый? Я сменил рубашку, надел единственные ботинки, будь они прокляты, – вчера успел натереть мозоли. Оцениваю помятость в зеркале и решаю всё-таки выпить кофе в вонючей кухне, после чего отправляюсь на парковку, где меня ждёт новенький 505-й «пежо» серого цвета. Коллеги все уши прожужжали, что эта машина, видите ли, не соответствует моему статусу и можно было бы приобрести что-то роскошнее. Очевидно, говнюки больше переживают за свой статус.
