И они выпили за костюмчик.
В это время официант снова подкатил к их столику тележку и, взглянув на то, что он привез, Роман снова вспомнил, что он с самого утра, да что там с утра – со вчерашнего вечера он не ввел в свой организм ничего, кроме нескольких чашек кофе и чаю да полутора пачек сигарет.
В животе заурчало, Роман кашлянул, чтобы замаскировать это, и сказал:
– А вот и еда. Начнем?
– Начнем, – охотно отозвалась Лиза, – у вас что?
– У меня?… – Роман посмотрел на официанта.
– У вас антрекот, – сообщил официант, ставя перед Романом тарелку размером с крышку от канализационного люка.
– А вот ваша рыба, – и он поставил перед Лизой длинную тарелку, в которой лежала большая красивая рыбина, изо рта которой торчали несколько веточек укропа.
– Спасибо, – ответила Лиза и решительно подвинула тарелку поближе к себе.
По ее лицу скользнула гримаска предвкушения, и Роман, заметив это, почувствовал, как его сердце снова стукнуло лишний раз.
Посмотрев вслед уходившему официанту, он сказал:
– Хорошо, что сервис тут не очень навязчивый. Я не люблю, когда официант торчит за спиной и меняет пепельницу каждый раз, когда ты стряхнешь туда пепел.
– Я тоже, – кивнула Лиза, ловко вскрывая рыбу тяжелой двузубой вилкой.
– Хммм… – Роман посмотрел на графинчик, – а по второй?
– Конечно! Сами знаете – между первой и второй…
– Совершенно верно!
Роман наполнил рюмки и спросил:
– Ну а теперь за что? Чтобы не банально.
– Чтобы не банально… – Лиза задумалась, рисуя вилкой узоры в воздухе, – ну… ну, скажем, за процветание республики Танзания.
– Танзания? – удивился Роман. – А почему именно Танзания?
– Не знаю, – Лиза пожала плечами. – Это в Африке, а там тепло, жирафы ходят, львы всякие со слонами… Хорошо!
– Да, хорошо, – кивнул Роман, – ну, тогда за Танзанию.
Они выпили за Танзанию, и Роман сказал:
– А вот теперь…
И, схватив вилку с ножом, состроил антрекоту угрожающую гримасу.
– Первым делом, первым делом антрекоты, – плотоядно пробурчал он.
– Ну а потом все-таки девушки? – засмеялась Лиза.
– Всенепременно, – ответил Роман и нанес антрекоту резаную рану.
«Солнце летнее сияло, крыса серая бежала»…
Глупая детская песенка назойливой шарманкой вертелась в голове у Боровика, как заевшая граммофонная пластинка. Он безуспешно пытался отогнать ее какой-нибудь более-менее связной мыслью, однако мыслей не наблюдалось. Казалось, что в мозгах навеки поселилась одна только жирная серая крыса, почему-то похожая на подполковника Кабанова из второго отдела.
Поводы для раздумий между тем имелись – причем для раздумий довольно-таки тягостных. Ровно десять минут назад канул в Лету грозный и неподкупный майор Боровик, краса и гордость ужасного для бандитов всех мастей Самого Особого Отдела УБОПа, увенчанный правительственными наградами и тремя тяжелыми ранениями суперспециалист.
Вместо него на залитую солнцем Шпалерную улицу из железных ворот управления вышел одноименный гражданский шпак тридцати с хвостиком лет от роду, безработный.
Ведомственная медицинская комиссия признала майора Боровика негодным к дальнейшему прохождению службы. Сволочи!
Боровик саданул увесистым кулаком со сбитыми костяшками пальцев по воротам и не почувствовал боли. Ворота задрожали и тут же приоткрылись. Из проема выглянул глыбообразный дежурный в камуфляже.
Увидев Боровика, он отвел глаза.
– Саня, ты чего?
– Ладно, Толик, извини. Все, я пошел, не поминайте лихом.
