Репетиция смирения - страница 4
– Я запамятовала, мы с твоей мамой говорили о многом, и у меня в голове все смешалось, судьбы героинь моих книг и твоя история так переплелись, что стали нераздельными, поэтому простите мою забывчивость.
Мама вскочила с места, пытаясь скрыть неловкость, и бодрым голосом позвала девушек помочь ей накрыть на стол, потому что Саша с дороги, а соловья баснями не кормят.
– Не стоит беспокоиться, я приняла на сегодня свою физиологическую норму пищи.
– Очень хорошо, но законов гостеприимство никто не отменял, – невозмутимо произнесла мама, справившись с неловкой ситуацией, в какую она неосознанно загнала себя в попытке оградить дочь от соблазнов свободной жизни, промолчав о звонке двоюродной сестры, успешно делавшей карьеру модели.
В конце концов, она хотела продлить дочери счастливое беспечное детство, поэтому, кто вправе осудить ее за это?
Пока мама и Настя мыли и резали овощи, Рита ожесточенно кромсала твердую колбасу, размышляя о превратностях судьбы и коварстве взрослых. Как мама могла забыть о таком важном событии, как приезд Саши не из какого-то Серпухова, а из самого Парижа. Кстати, что она там делала?
Господи, какая я тупая, если она экстерном хочет окончить школу, значит, она уже работает? Но где может работать юная девушка в Париже? Неужели она модель? Очнись, дура, она ведь сказала, что была там на показе. Если так, то я ни за что не прощу маме ее обман!»
Маргарита внимательно слушала, как Саша пространно отвечала на мамины вопросы, в которых ничего не было о новой жизни за границей, о работе, о планах на будущее, которыми мама вечно донимала подруг Маргариты. Как назло, мама говорила исключительно о родственниках из глухой провинции.
«Хороша провинция, девушки которой легко становятся моделями, а она, столичная девушка, хлопает ушами, пока другие покоряют мировые подиумы и в шестнадцать лет покупают себе умопомрачительные сумки», – завистливые мысли роились в голове Маргариты, почувствовавшей странное необъяснимое раздражение.
Заметив, что дочь не участвует в оживленном разговоре, мрачно ковыряясь вилкой в тарелке, в десятый раз перебрасывая листья салата с края на край, Наталья Анатольевна решила вовлечь ее в разговор, напомнив ей милую поездку к родне в далеком детстве.
– Конечно, я все помню, – пожала Рита плечами. – Я не забыла свой детский страх при каждом посещении дощатого домика в конце огорода, когда я боялась провалиться с головой в бездонную яму с дерьмом, поэтому терпела до последнего, боясь опозориться перед родней, и это было нелегкое испытание для шестилетнего ребенка.
– Ты могла бы мне сказать, что тебе страшно, – мама опешила от злости, звеневшей в голосе дочери.
– Тебе было не до меня, ты упивалась своим успехом, твой рассказ тогда впервые напечатали в каком-то журнале, – оживленно произнесла Рита, повернувшись к сестре. – Слушай, а милые курочки по-прежнему вольно разгуливают у вас по двору?
– Нет, они сидят в вольере, – спокойно ответила сестра, пристально поглядев ей в глаза.
– Рита, опомнись, ну, при чем здесь какие-то куры?
– При том самом, мама! – выдохнула Рита. – Помнишь, как вскоре после приезда ты посоветовала меня стать ближе к природе и снять сандалии? Так вот, во мне до сих пор живо мерзкое воспоминание о том, как я наступала на противные куриные какашки, и при ходьбе давила их пальцами, а они их склеивали и мне приходилось последствия выковыривать палочкой. В довершение ко всему, в конце нашего пребывания у меня появились цыпки, так что на ноги без омерзения невозможно было смотреть!