– Хмм, что замышляют эти двое?
– А, плевать, – проворчал Генри Кершо. – Одолжи мне двадцать долларов!
Генри Кершо походил на молодого сильного медведя, и характер у него был под стать.
– Генри, ты уже поставил мою двадцатку на Джиро. Больше нет. – Эдгар Пурьер вывернул карманы. – Итак, джентльмены и леди, как Лэнгстон сравняет счет?
– Наверняка скроется, не заплатив, – предположила Джулиет Раванель.
– Нет-нет, милая Джулиет, – сказал Джейми Фишер. – Ты путаешь. Отец Розмари, Лэнгстон, затеял пари, а твой, Джек, проиграл и заплатить не может.
Мисс Раванель фыркнула:
– И за что я только терплю тебя, не знаю.
– Так ведь иначе быстро заскучаешь, – ответил Джейми Фишер.
Несмотря на то что острая на язык девица и безусый юнец были неразлучны, их не касались никакие сплетни. На чем бы ни держалась эта привязанность, все понимали – в ней нет ни капли романтических чувств.
Следующий забег был в два часа. Белые и цветные прогуливались по ипподрому и полю, в Жокейском клубе слуги распаковывали корзины с едой и откупоривали бутылки.
А с дорожки начали сзывать покупателей на торги рабов:
– Негры Джона Хьюджера. Сборщики риса и хлопка, лесорубы, механики, домашние слуги и дети! Сотня первоклассных экземпляров!
Эдгар Пурьер взял у помощника торговца список и пробежал по нему пальцем.
– Эндрю собирается поторговаться за лот номер шестьдесят один. «Кассиус, восемнадцать лет, музыкант».
– Кассиус принесет не меньше тысячи, – сказал Генри Кершо.
– По меньшей мере одиннадцать сотен, – поправил Джейми Фишер.
– Спорим на двадцать долларов?
– У тебя нет двадцати долларов.
И хотя Генри Кершо был тяжелее Джейми на восемьдесят фунтов и привык поступать по-своему, он улыбнулся. С весомым превосходством кошелька Джейми даже молодому медведю остается только улыбаться.
– Джулиет, зачем Эндрю понадобился музыкант с банджо? – спросил Эдгар Пурьер.
– Когда Эндрю грустит, музыка очищает ему душу.
Генри Кершо, отхлебнув, предложил фляжку Джулиет, от чего та, вздрогнув, отказалась. Генри заметил:
– Ни за что не угадаешь, какой конь тянул на прошлой неделе тут тележку с рыбой.
– Верно, Текумсе? – сказал Джейми Фишер. – Разве Ретт Батлер не оставил своего коня с Бонно?
– Лучший моргай[10] в Низинах вез рыбу, – продолжал Генри Кершо. – Я предложил за него две сотни, но негр сказал, что лошадь не его.
– Текумсе стоит не меньше тысячи, – сказал Эдгар Пурьер. – Почему не заставил ниггера продать?
Генри Кершо ухмыльнулся.
– Может, тебе бы и удалось, Эдгар, а мне, черт побери, не поздоровилось бы. Ведь Ретт может вернуться со дня на день.
– А где, кстати, сейчас Батлер? – спросил Джейми.
– Где-то в Никарагуа или Санта-Доминго, – пожал плечами Генри Кершо.
Эдгар сказал:
– Слышал, он в Новом Орлеане. Красотка Уотлинг, Ретт Батлер, внебрачный ребенок Ретта… неплохая настоечка, верно?
Джулиет Раванель подняла брови.
– Эдгар, до тебя дошли самые цветистые слухи. Разве дочка Уотлингов отправилась не в Канзас к родне?
– Родня в Миссури. Но девица туда не поехала, – ответил Эдгар. – Миссурийские Уотлинги терпеть не могут аболиционистов. Ты что, газет не читаешь?
– Эдгар, – игриво сказала Джулиет, – зачем нам, легкомысленным дамам, читать газеты, когда есть джентльмены, которые объяснят все как есть?
Джейми Фишер закашлялся, чтобы скрыть ухмылку.
– По-моему, – сказала мисс Раванель, – гораздо интереснее узнать, что дочка Лэнгстона будет делать с моим дорогим братцем. Розмари определенно его добивается.
