Кучер, стоявший рядом со своей телегой, выглядел еще более взволнованным. Виноватый взгляд опасливо метался между двумя солдатами. Ночной ветер усилился, заставляя пламя факела трепетать сильней.
– Не врет, ровно шестеро, – доложил рядовой Гуго, закончив скорый осмотр груза. – Лежат, воняют.
Командир стражников, прищурившись, посмотрел на старика.
– Почему через другой выход не повез? – спросил капрал вдруг, и голос его прозвучал угрожающе тихо.
– Так, милорды… – лебезя, ответил старик и попытался свернуть разговор, нервно отводя взгляд. – Велено мне…
– Кем велено? Говори. – Капрал сделал паузу и выразительно взглянул на уже опухшую щеку возницы. – А то так легко у меня не отделаешься.
Старик сглотнул, кадык его нервно дернулся, а лицо стало виноватым, будто его застукали на сеновале не с женщиной, а с козлом. Он неохотно пояснил:
– Да жена моя, будь эта старая змея неладна, велела заехать к родне ейной. Всю плешь мне проела – заедь да заедь, а как я заеду-то? Я мертвецов собираю, чтобы пожрать чего было, а до ее этой сестры…
– Замолкни! – резко оборвал Дэймон. – Трупы зачем ты сюда везешь, если кладбище в другой стороне?
– Так а куда ж я их дену, соколиков? Постоят немного во дворике, да я поутру и завезу на кладбище. – Старик попытался улыбнуться, но вышла лишь жалкая гримаса.
– Имя у тебя есть, старая мразь?
– Так Николя Гарболь… труповоз я, – залепетал старикан. – Вы всех спросите в городе, меня все знают.
– Сдается мне, труповоз Гарболь, что ты сейчас брешешь как дышишь. – Капрал Дэймон вытащил кинжал и упер острие в подбородок своему собеседнику. – Говори, как дело на самом деле, а то пикнуть не успеешь, как ляжешь седьмым в свой кузов.
Труповоз побледнел еще сильнее. Лицо его казалось в свете факела почти мертвецки белым. Старик часто-часто задышал, грудь вздымалась под рваной рубахой. Острие клинка слегка царапнуло кожу, и по морщинистой шее побежала капля теплой крови.
Мужик нервно сглотнул и, едва не падая в обморок, произнес:
– Не убивайте, мил с-дари. Бес попутал.
– Говори, что за дело у тебя за городом, живо!
Гарболь сомневался недолго, похоже, что тайна и самого старика сильно тяготила. Помолчав немного, он произнес с виной в голосе:
– Связался я со студиозусами… Опоили, окаянные, шутки ради, песни пьяные, чтобы я пел. Я, когда налакаюсь, всегда пою хорошо, мне это еще святой отец говорил в юности, когда я…
– К делу вернись, а то Гуго вмажет еще раз.
Здоровяк оскалился, готовый воплотить угрозу. Гарболь продолжил:
– Ну, пел им все, что попросят. Разговорились мы, а как узнали, кто я, так и насели разом: «Привози нам трупы для наших дел, Николя, а мы тебе за каждого по сорок медяков». Я три дня от них отбивался, а потом сдался. Грешен!!! Трубы горели, так что я не сдержался, согласился.
Старик извернулся и рухнул в грязь коленями. Штаны его тут же пропитались городскими стоками, став по цвету и запаху похожими на рваную половую тряпку.
– На что им трупы?
– Да черт их разберет, ублюдков грамотных. Я как про деньги услышал, так про все на свете забыл. Простите грешного!
– И почем нынче мертвое тело? – Офицер старался казаться больше злым, чем заинтересованным.
Без пяти минут висельник спешно ответил:
– Я таких деньжищ сроду не видал. За шестерых аж почти два с половиной в серебре будет… Простите, мил с-дари… каюсь. Увезу их, бедных, на кладбище, только не губите.
