Реверберация - страница 21

Послышался шорох и скрежет. Раздался дзынь, от которого вздрагиваешь каждый раз. Дверь раскрывается, и вместе с солнечными лучами входит высокий, худосочный человек с седой, растрепанной шевелюрой.

– Прости, опоздал. Представляешь, мой конь сломался, – он махает рукой в сторону открытой двери, которую никогда не закрывает, благо что тепло на улице. – Цепь порвалась, пришлось тащиться пешком. А ты живешь черт знает где. Вот только прибыл.

Под правой подмышкой у него увесистый коробок, которые почтальон держит как игрушку. Я знаю сколько там книг и газет и уже не удивляюсь, что для него вес сравним с тополиным пухом. Дзынь бросает короб на пол и бухается на табурет, напротив меня. Я без слов поднимаюсь, достаю чашку, ставлю чайник с кипятком и чайничек с заваркой, пиалу с рафинадом, чару с медом и деревянную корзинку с конфетами. В комнату залетает оса, кот не шелохнулся.

– Ты никак газет начитался. Хватит читать эту муть. И думать, – заметил он, схватив газету и скомкав ее в шарик, который тут же полетел за дверь. Я успел только рот открыть. И закрыть.

– Вот зачем ты это сделал? – укоризненно спросил я.

– Так надо.

Кипяток полился в чашки, пар кружил над столом, чувствовалась горечь мяты. Я сожалел о газете, но знал, что в другой комнате лежат связки непрочитанного, бумажный хлам; Дзынь привез новые книги. Сам издает, сам развозит. Сумасшедший человек. Но этот человек знал мой секрет, поэтому и добирался на велосипеде до меня.

– Ты сегодня не очень разговорчив? Как здоровье?

– Мысли жужжат, мешают говорить, – отвечаю я. – Да и ты опоздал, много нехорошего подумалось.

– Эх, твое худое воображение. Напредставлял бог весть что.

Я киваю и дую на чай, вызывая рябь. Дед достает пачку сигарет, спички, старенький телефон, который умер еще на подъезде к дому, и закурил. Начался разговор о том, о сем. Оса украдкой грызла кубик сахара. Кот ждал дедовскую руку, которая умела мастерски чесать за ухом. Солнце медленно ползло по небесной глади.

Я вышел на асфальт. Он был еще теплым после дневной жары. Стоило сделать шаг, как первый фонарь погас. Я не переживал, если кто увидит странное явление. Местная ребятня успела сочинить страшилки обо мне, и их надо подтверждать фактами. Одна лампа за другой теряли на время жизнь, а я спокойно шел, засунув руки в карманы ветровки. Летняя ночь. Луговые стрекотания. Изредка пролетала сова. Уху-уху.

Я рассматривал дома; они были достаточно далеко, чтобы у них не пропало электричество. Кое-где горел свет: бессонница или интересный фильм, или компьютерная игра, или ночная переписка с незнакомцем. Или в степени бесконечность. Люди в своих замках, которые напичканы приборами и проводами. Я не могу подойти, постучать, поговорить. Меня интересовал только один дом. Дом, где мало электроники и много книг. Она жила одна и была той еще одиночкой, но я ей нравился.

Послышался шорох, шумное дыхание. Из густой травы выскользнула тень и стремительно приближалась ко мне. Я присел.

– Эй, старина, как ты меня учуял так далеко? А, Том?

Рыжая дворняга облизала сначала руки, а потом и подбородок. Пес вел себя предельно тихо, будто понимал, как важно хранить тайну. Достаточно потухшей лампы. Чем ближе я подходил, тем больше шансов, что ближайшая ветровая станция перестанет работать, медленно вращающиеся лопасти окончательно замрут. Любопытный хозяин выйдет на улицу со здоровенным фонарем, не забыв прихватить ружье, которое не убьет, но задержит до полиции. Хотя я лгу, никто не выйдет. Везде есть камеры и сканеры, которые быстро меня выловят. Нет, снова лгу. Я же остановлю ток в их жизнетворных проводах.