Дорога шла так, как этого совсем не хотелось Трясогузову. Сворачивая под прямыми углами, а иногда поднимаясь или опускаясь, она окончательно запутала толстяка – он не мог сказать, где теперь находится.
Он уже хотел было просто встать на месте и ждать, пока хоть кто-нибудь придет, пусть это даже будут те самые убийцы из его родного отдела наблюдения, и выведут его отсюда. «Ага – вперед ногами», – тут же получил он неприятный, но честный ответ. Он вздохнул: как бы ему ни хотелось оставаться на месте, но что-то ему упрямо подсказывало, что нужно двигаться вперед, несмотря на эту запутанную дорогу.
Трясогузов глянул на наручные часы, и, судя по ним, он проплутал в этом туннеле добрую половину рабочего дня. Голода он не испытывал, в туалет не хотел: толстяк был уверен, что всё это от расшатанных нервов.
Пол под ним снова дрогнул, да так сильно, что опять погас свет, а по всему туннелю раздался жуткий скрежет, будто за стенами заработали мощные экскаваторы, скребущие стальными ковшами по неровной поверхности, сдирая слой за слоем неизвестный строительный материал.
Судя по шуму этих «экскаваторов», их было, как минимум, два – это если стоять на одном месте. Когда же Трясогузов поехал вперед, шум не прекратился, и сопровождал толстяка почти всю дорогу.
Он ехал молча, зная, что звать Аркадия – такая же бесполезная затея, как и искать его. «Сам найдется», – решил толстяк, целиком полагаясь на удачу, и, тем самым, сохраняя остаток сил для более серьезных испытаний. Трясогузов не сомневался, что жизнь подкинет ему сегодня неприятных неожиданностей, и что исчезновение Аркадия – это лишь первый сюрприз. Вторым подарочком, очевидно, было неутихающее гудение и скрежет, раздававшиеся буквально отовсюду: сверху, снизу и по бокам. Особенно неприятно было ощущать этот гул внутри головы, словно туда вставили маленький лазерный диск или магнитофонную кассету, и прокручивали эту идиотскую запись с шумами снова и снова, старясь свести его с ума. Сначала толстяку было тяжело всё это слушать, но со временем он стал привыкать к жуткой какофонии, и даже иногда переставал ее слышать, когда слишком сильно задумывался о чем-нибудь, что волновало его несколько часов назад, например о тех убийцах, в полной темноте порешивших его коллег…
Неожиданно Трясогузов заметил, как что-то мелькнуло в конце туннеля. Сначала он принял это за вспыхнувшую и тут же погасшую лампу. Но потом, присмотревшись, понял, что даже при мигании ламп что-то подозрительное продолжало двигаться в его сторону.
По спине толстяка пробежали мурашки. Трясогузов остановил кресло и выключил мотор, хотя с таким шумом вокруг, можно было этого и не делать. Плохо, что в коридоре не было ни одного хотя бы самого крошечного закутка: прямой, как труба, туннель давал хорошую видимость, и кто-то в таком случае, к большому сожалению Трясогузова, также очень хорошо видел и его самого – неуклюже вставшего посередине туннеля, напряженно всматривавшегося в даль беспомощного толстяка, не способного даже крикнуть, чтобы позвать кого-нибудь на помощь.
В горле так пересохло, что толстяк закашлялся и на секунду отвлекся от того пугающего нечто, попутно вспомнив о тревожной кнопке, которую ему давно предлагал установить на кресло Ральф Штукк. «Только кто бы на нее отреагировал – вот в чем вопрос?» – подумал Трясогузов, машинально ощупывая мокрые от пота подлокотники, в надежде, что там что-нибудь найдется, что могло бы помочь ему в трудную минуту. Однако кроме пористого пластика его пальцы ничего не находили. Трясогузов продолжал всматриваться в мерцающую даль туннеля, пока не разглядел медленно двигавшуюся человеческую фигуру.
