Я впервые побывал в ее стране, мне не хотелось оттуда возвращаться.
Но все окончилось, Соня тихо спала на моем плече, а Веня стоял над нами, протягивая блокнот:
«Возьмите меня с собой!»
– Я не умею, Веня, – у меня наворачивались слезы, хотелось обнять всех, весь мир, очень хотелось, чтобы всем стало также хорошо, как было мне. Впервые в жизни я ощутил желание поделиться своим счастьем. – Попросим ее, когда проснется.
«Хорошо» – написал он и ушел к своей кровати.
Когда я утром проснулся, Сони рядом не было.
Ее появления у нас в комнате по ночам в выходные дни, когда идиотов забирали домой, стало традицией.
Но Веню нам не удавалось взять с собой.
– Я могу только тебя, – объясняла Соня. – Только ты это понимаешь. Моя страна не может открыться каждому.
Она была очень рассудительна, не по возрасту.
Летом у нас появился новый завхоз.
Полный, в очках, с потными руками, которые он постоянно обтирал об халат.
Тогда наши ночные полеты сменялись его приходами.
Он приходил уже под утро. Соня спала, и я накрывал ее одеялом с головой, чтобы Семен Палыч не заметил лишнего человека.
Он крался на цыпочках, но я просыпался, этот звук рождал во мне чувство опасности.
Завхоз заходил, некоторое время прислушивался, потом подкрадывался к постели Вени, вставал на колени, засовывал одну руку под халат, а второй начинал гладить тело мальчика, чуть слышно шепча:
– Какое прекрасное создание! Ты так прекрасен! Как же я тебя люблю! Это невыносимо!
Если бы не мой слух, то я бы никогда этих слов не услышал, они звучали, как дуновение ветерка. Гораздо четче было слышно, как ритмично одна из его рук движется под халатом. Через какое-то время его голос срывался на хрип и почти стон, он ронял голову на край кровати, тяжело дышал, потом с трудом вставал и удалялся.
Я так завидовал Вене – есть же человек, который так его любит!
Хотя Вениамин и писал мне:
«Я его боюсь. Не знаю почему, но мне страшно. Я лежу, боюсь пошевелиться».
Лешка недолго существовал в моем сознании, как друг.
Однажды пропал Венин блокнот, в котором были записаны его слова, которые не звучали, в том числе и внесенные туда в ночи выходных. Пока мы искали пропажу, Лешка, злорадно ухмыляясь, наблюдал за нами, а потом несколько раз бегал в комнату идиотов в конце коридора, возвращался довольный.
В ближайшие выходные, когда Соня ночью пришла к нам, я услышал поспешные шаги, следовавшие за ней, и вот в нашей комнате вспыхнул свет, на пороге стояла завуч младших классов Нина Васильевна – «Нива».
Наказание последовало в понедельник во время обеда дошкольников и учеников первых трех классов.
Меня и Соню раздели догола и выставили на общее обозрение. Раньше таким наказаниям подвергались только дошколята.
Идиоты смеялись, тыкали в нас пальцами, даже кое-кто из психов криво усмехался.
Мне казалось, что их взгляды забираются внутрь меня, шарят там, оставляя липкие, сильно вонявшие следы, смех и хихиканье, усиленные моим тонким слухом, колоколом звучали в голове, я начал дрожать, казалось, голова сейчас расколется от стоявшего в ней грохота.
Веня встал из-за стола, подошел к нам, снял форменный пиджак и накинул его на плечи Сони, запахнул, застегнул на пуговицы. Она, казалось, утонула в его одежде.
Мне он протянул тарелку, я прикрылся.
– Вениамин, хочешь присоединиться к ним? – грозно пронесся по залу столовой голос Нивы.
Она решительно двинулась в нашу сторону, сорвала с Сони пиджак и бросила его в Венькино лицо. Потом она схватилась за тарелку, потянула ее на себя. Я не отпускал. Она дернула еще раз, уже сильнее, я разжал пальцы, ее рука, не ожидая свободы, дернулась назад, тарелка ударилась об угол стола, осколки разлетелись по полу.
