Ричард - страница 4

Встретил меня тот же врач, что вчера проводил осмотр. Степень недоверия ко мне в его взгляде была уже существенно меньше, нежели вчера. Он попросил подождать, поскольку должен был принять пушистого пациента. Я любезно согласился, но садиться не стал, поскольку сильно волновался. Пытаясь отвлечься, рассматривал то различные товары на витрине, то забавных питомцев, что приходили на прием. Все они терпеливо ждали своей очереди в коридоре. Правда, был один смешной вислоухий холеный кот, который, видимо, испытывал крайний дискомфорт при пребывании вне дома, поэтому порой кричал благим матом на всю клинику. Вскоре подошла его очередь, какой-то другой незнакомый мне врач довольно быстро принял их, и хозяйка со своим питомцем с невероятной скоростью умчалась прочь.

Прошло минут сорок с тех пор, как я пришел, но новостей все не было. От волнения хотелось курить, но выйти на улицу не осмеливался, поскольку боялся, что врач подумает, будто я сдрейфил и сбежал.

Спустя еще какое-то время, минут двадцать или тридцать, уже не помню, ко мне подошел тот самый терапевт. Я настолько потерялся в своих мыслях, рассматривая витрину, что, когда он подкрался сзади и заговорил со мной, невольно вздрогнул от испуга. Мы прошли в кабинет. «Проходите, присаживайтесь», – сказал он с неподдельным энтузиазмом. Сев за компьютер, он что-то очень долго печатал, не обращая на меня никакого внимания, а я тем временем робко подкрадывался к стулу, что рядом с его столом.

Наконец он закончил, судя по характерному жужжанию, отправил то, что заполнял, на печать, достал бумаги из принтера, положил их передо мной. Затем взял ручку и со словами «Значит, так!» начал излагать. Поначалу я еще понимал, о чем он мне говорит, но, поскольку информации было много, суть начал терять уже приблизительно к середине его доклада, а после переспрашивал его по каждой мелочи. Поэтому читателя я не буду изнурять пересказом врачебных заключений и комментариев, а просто вкратце изложу, насколько была сложна вся ситуация.

Пес на тот момент был все еще в тяжелом состоянии, но, в принципе, стабильном. При продолжении лечения и соответствующего ухода он, возможно, мог бы выкарабкаться, но лишь с течением довольно длительного времени. Как скоро, зависело только от него самого. Состояние пса не позволяло забрать его домой, за ним требовался постоянный уход, нужны были множество медицинских манипуляций. Этого я ему предоставить не мог, поскольку моих познаний в ветеринарии явно не хватало. Я вынужден был оставить его здесь на неопределенное время. Доктор отдал мне заключения по исследованиям и сопроводил через коридор в другом конце ветеринарной клиники до ширмы, за которой на кушетке лежал пес. Врач, как выяснилось, звали его Андреем Васильевичем, пожав мне руку, оставил меня на несколько минут, чтобы я смог проведать друга.

Я присел рядом с кушеткой и несколько минут наблюдал за псом. Он все еще тяжело дышал, глаза были закрыты. Выглядел он так же, как и вчера. Я с трудом мог на него смотреть без ощущения того, что изнутри тебя просто разрывает от эмоций. Никогда мне не понять людей, которые так поступают. Таких людей надо пожизненно сажать и желательно делать все то же самое с ними, что они творили по отношению к другим, к животным или к людям, неважно. Не может психически здоровый и адекватный человек так измываться над божьим созданием, которое вдобавок слабее его самого. Я не мог его бросить, и не только из-за своей совести. Ощущение было такое, что сквозь толщу того слоя безразличия, коим окутано было мое сердце все эти годы, стал пробиваться огонек, который зажегся совершенно внезапно и незапланированно. Каждый раз, прикасаясь к псу, чтобы погладить, на кончиках пальцев я ощущал такую колющую боль, как будто дотрагиваешься до множества мелких швейных иголок, что торчат во все стороны. Настолько я боялся, что могу причинить ему лишние страдания.