Рильке жив. Воспоминания. Книга 1 - страница 6
А как ваша зима, сестра Элизабет?
Где вы? В каком месте вы остановились? И чем вы сейчас заняты больше всего? Позаботьтесь о моем американском состоянии, оно не будет единственным, что приумножится под Вашей любезной и верной заботой. Передайте мой привет вашим родственникам (шаумбургским «барышням») и всем нашим общим друзьям, которые «заждались» вместе с Вами.
В ожидании весточки
Райнер-Мария
«Мне нравится, когда круг замыкается, когда одна вещь вписывается в другую», – сказал однажды Рильке Эдмону Жалу, упомянув о своей поездке в Испанию, которая подтвердила его старые предчувствия и позволила ему узнать некоторые образы из своих снов. Но круг может замкнуться совершенно по-разному. Когда Рильке снова увидел Венецию после войны, он испытал только ужас:
Мое желание находить все неизменным, настолько неизменным, насколько это вообще возможно, воплощалось настолько буквально, – писал он Лу Андреас-Саломе, – что на протяжении всех этих невыразимых лет мне постоянно приходилось находиться на грани того, чтобы в очередной раз испытать простое повторение, то самое «еще раз», которое становилось ощутимым до жути, потому что обстоятельства постоянно рассматривались как те же самые, а сердце, сдерживаемое в годы войны и повинное в том, что, будучи на пределе своих сил и невероятно живым, оставалось не преображенным, – смирялось с тем, что уже пережило однажды в том же состоянии: и вот наступало это Ничто-как-Повторение, которое почти полностью охватило меня ужасом, стоило мне только разглядеть его издалека…
Каким образом то, что так напугало Рильке в Венеции и даже заставило его бежать, – «простое повторение» – смогло околдовать его в Париже настолько, что он почувствовал неразрывную связь с городом и его потянуло к нему еще сильнее?
Письма из Мюзот
Не зная Рильке лично, я подозревал, что он не доверил бы перевод своего «Мальте» первому попавшемуся человеку и что в его глазах перевод должен быть продуктом тщательно продуманного выбора, возможно, итогом долгого личного общения, но в любом случае плодом определенной близости чувств и мышления. Чтобы дать ему хотя бы ориентир для суждений, я решил приложить к письму, в котором сообщил ему о своем плане, единственную свою работу, опубликованную к тому времени – «Табачок для бойца» («Scaferlati pour Troupes»), небольшой томик стихов военного периода – об этой публикации я упоминаю здесь только потому, что о ней говорится в первом письме, полученном мною от поэта. Втайне надеясь заинтересовать Рильке, я также приложил драгоценную книжечку Колетт4, которая только что вышла в сборнике «Современники» («Les Contemporains») под названием «Новогодние грёзы» («Rêverie de nouvel an»).
В один из январских дней 1923 года эти два отправления – письмо и печатное издание – были посланы по отдельности; на обоих был указан адрес лейпцигского издательства «Инзель», которому я поручил передать их поэту. На первой странице моей книжечки я написал по-немецки фразу, которой Мальте Лауридс Бригге, сформулировав свое взыскательное отношение к истинной поэзии, судит и выносит приговор своим собственным стихам: «Всё же все мои стихи были написаны по-другому, а значит, это не стихи».
Не прошло и недели, как я получил заказное письмо из Швейцарии в синем конверте, скрепленном красной печатью. На обороте был указан адрес отправителя: «Р. М. Рильке, замок Мюзо-сюр-Сьер (Вале), Швейцария». Эти слова и мой адрес были написаны четким, слегка наклонным, довольно высоким, несколько женственным почерком; заглавные буквы «М» были расставлены с некоторой размашистостью, а каждая «R» неизменно украшалась одной и той же округлостью вверху и одним и тем же крючком внизу.
Похожие книги
