Ритуал кормления огня - страница 18

Если останусь цел, вяло подумал он, если не сяду после всего этого…на хрен. В отставку. Плевать на все, сил больше нет.

– Какую версию даете прессе и телевидению? – сухо осведомился представитель администрации.

– Никакой. Пустили слух о случайном выбросе газа.

– Но люди боятся выходить из дома! Я обязан объявить…

– Вы обязаны избежать паники! – жестко перебил москвич, – Борт со спецами уже сел в Пулково. Возможно, это вражеская провокация. Возможно, газ. Объявите, что никакой опасности для наземного транспорта и горожан нет.

Дать бы тебе сейчас в рожу, мечтательно вздохнул Руденко, и сам не заметил, как почти надвое перекусил колпачок от ручки. Тварь жирная, что ты вообще понимаешь, приехал тут слюной брызгать, а сам, говнюк, даже диссертацию не смог защитить.

– Но мы…мы даже не знаем, насколько это заразно, – попыталась вклиниться врач, – Я прошу разрешения посетить больных, и впустить нашу бригаду химзащиты на одну из станций…

– Это Не Заразно, – мягко стукнул кулаком особист, послушал телефон и повернулся к губернатору, – Телевидение уже здесь. Вы должны кратко выступить, успокоить город. Никакой опасности. Эвакуации не будет. Теракта нет. Это учения. Вот лейтмотив вашего выступления. Причем выступить придется срочно, и без подготовки.

– Я…я постараюсь. То есть, конечно.

Еще один говнюк, вздохнул Руденко. Школота в погонах. Гоняют меня, как шестерку за пивом.

– Господин губернатор, а как быть с теми пассажирами, кто остался в метро?

Руденко ждал этого вопроса. Полсотни поездов. Десятки тысяч пассажиров. Почему они не пытаются выбраться наружу?

Или они уже выбираются? Но не там, где мы их ждем?

– Я вам отвечу… Это учения. Учения такие. Учения. Одну только минутку… – сжав онемевшие пальцы, губернатор выполз из-за стола, изо всех сил изобразил улыбку, и скрылся в комнате отдыха. Там он упал мокрым лбом на зеркало, застонал, и уже не сдерживаясь, сжевал колпачок от ручки, затем давясь, принялся грызть медный браслет, а затем, выплевывая обмотку, сидел на полу, и с наслаждением жевал и глотал провод от настольной лампы. Грыз и глотал, пока не полегчало. Пальцы снова стали сильными. Губернатор провел ногтем по зеркалу. Зеркало треснуло. Губернатор достал из ящика штопор и воткнул себе в запястье. Боли не было.

– Семенов, кто там у тебя? С Пятого канала? Пусть ждут! – плюясь кровью в трубку, хрипло скомандовал Руденко. Он вспомнил, что совсем недавно боялся Москвы, и засмеялся, – Пусть ждут. Все пусть ждут. Никого не выпускай. Сейчас я их…поцелую.

Около трех ночи я ощутил, что надо проснуться. Моему телу там, наверху, приходилось тяжко, не меньше тридцати восьми с половиной, и полные бронхи слизи, и не ожидая второго толчка, я без сожаления покинул возведенный мной, сапфировый город. и намеревался всплыть, но ошибся – о боги, ошибся ли? – самой малостью, и свернул в узкую щель между снами, и там была Она…там меня ждало подобие монаршего роскошного железнодорожного вагона, и оказавшись на синей атласной простыне, по которой ромбами струились гербы, я мигом позабыл, что телу моему, там, наверху, в скудной постели худо, ибо по некоторым признакам стало ясно, что в этом сне я не гость, а напротив,– сон ткался под меня, а ведь сие громадная редкость…Вагон меж тем плыл, весь в бархате и золоте, за окнами бесновалась сиреневая пурга, в печи изнывали дрова, а за краем высокого ложа, на ковре возлежала Пума. Из одежды на ней была лишь потрясающей выделки кошачья маска, не рыночная дешевка, сразу стало очевидно, что ее нельзя просто взять и снять, это как снять скальп. Тут Пума перекатилась на живот и потекла ко мне вверх, царапаясь и ласкаясь, а я забыл как делать вдох, но вдруг она извернулась, упав подле меня на спину, уже потянувшись снизу губами к моим губам, и я увидел ее тату…