Ритуал кормления огня - страница 3

– Качается наша общая лодка, и теперь мы знаем, кто не дает ей плыть, – он поцеловал судьбу в сладкие губы, и снял с пояса олений рог. Тучи над замком стали еще темнее. Над зубчатыми стенами вспорхнули вороны. Вдали на холмах зажглись костры.

– Собирай детей. Я позову всех. Не может быть, чтобы мы остались одни.

Первое знамение я получил в разгар Светлояра, когда в городе бушевала тополиная вьюга. Я открыл глаза, поскольку женщина, спавшая в те ночи на моем левом плече, начала понемногу воровать мои сны. Разумеется, сама она понятия не имела, во что ввязалась, однако я покинул ладью Морфея, взглянул на ее наготу, и понял, что следует немедленно купить нюхача. Начертив над моей жадной красавицей нужные руны, подобрав в кулак нижнюю часть ее белья, я поспешил в известное немногим горожанам место. Мне требовалась Исайя, продававшая обычно погребальные желуди у станции метро "Владимирская". Очевидно, что пожилой калекой ее видели те, кому даны лишь два глаза, хотя желуди были настоящие, и я слышал что некоторые Зрячие покупали их именно у Исайи, дабы положить их в гроб своим усопшим старикам. За хорошего нюхача я беру четыре жарких сна и заклинание голода, засмеялась Исайя, показав кончик языка с руной Кеназ, и повела меня на Кузнечный рынок, мимо метро, зевнувшего на нас ранним металлическим ветром. Магоги на входе взяли с меня кровью, тут же впрочем зализав рану. Торговля на Кузнечном сворачивалась, следовало уступить прилавки тем, кто верил, что рынок построен для продажи мяса и сметаны. Мы миновали ряды толкователей с их дымом и сырой печенью, лавки с шепчущими зеркалами, крикливых болотниц с их псковскими травами, и наконец нашли нужное. У двери уборной сидел в коляске седой юноша с табличкой "Подайте на рифмы". Мне не понравилось, что надпись была сделана на греческом времен Палеологов, ведь играющие словами порой опаснее играющих оружием. И еще мне не понравился его поводок

– А как ты хотел? – улыбнулась Исайя, – Поэтов можно привязать только за мужской хвост. Бери, или отдам другим. Нюхачи на вес жизни, в городе что-то происходит, ходят слухи, что обьявилась Ведьма Снов.

Я вздрогнул, взял в руку поводок, который немедленно врос мне в кожу, и мы вышли на моргающую светофорами, площадь. Естественно ночные прохожие видели потертого джентльмена с болонкой, но те, кого мы пытались обмануть, всегда опережают нас на полкорпуса.

– У тебя вкусная девочка, – засмеялся нюхач, приложив к ноздрям комочек розовых кружев, – Ее тело проспит еще час, затем твои обереги ослабеют. Я найду ее лемура, но если ты видишь впереди хотя бы на пять минут, ты знаешь, что нас ждет. Я чую твое лезвие, оно голодает, но заточено не с внешней стороны. Попытавшись убить лемура, ты неизбежно ранишь себя.

– Мой выбор невелик, – ответил я, пока мы бегом пересекали храпящие желудки дворов, – Она украла у меня ключ от развилки между мужским и женским "Нет", и теперь будет мучить себя и меня, пытаясь вскрыть гробницы своих запертых страхов.

– Таковы многие женщины, овладевшие искусством влюблять, но утерявшие навык любить, – печально заметил седой нюхач, и первым начал взбираться по отвесной стене печально известного отеля, где покончил с собой любимый Россией поэт, один из ярких Зрячих, заблудившийся когда-то между революцией и водкой. Я поспешил следом, ибо лестница из тени и света крайне неустойчива, о чем несомненно знали те, кто поставил глупого царя позади умного, и разделил их твердыней Веры. Я уже догадался, что является целью нашего маршрута, об этом в свое время тонко намекнул шикарный мистик Гоголь, человек не успокоившийся даже после того, что смертные называют смертью. Однако Гоголь облек свою догадку в форму святочной мистерии, а мне, в отличии от забавного юного Леонида Куравлева, не поможет ни мел, ни молитва.