Собрав остатки воли, я заставил себя осмотреться. Комната была небольшой, но даже в таком состоянии я оценил её ухоженность. Бревенчатые стены источали тепло и какое-то почти живое, лесное дыхание. Простая, но добротная мебель – массивный стол, пара сколоченных стульев, комод с витиеватой резьбой – создавала ощущение надёжности и основательности. На окнах колыхались от лёгкого сквозняка занавески из грубого льна, расшитые незатейливым узором. На столике рядом с оплывающей свечой стоял глиняный кувшин с водой и деревянная кружка.
Рука потянулась к лицу, пальцы наткнулись на колючую щетину. Она царапала кожу, вызывая странное ощущение дежавю. Сколько же времени прошло с тех пор, как я в последний раз держал в руках бритву? Неделя? Месяц? Память, как капризная примадонна, отказывалась выходить на сцену, оставляя меня наедине с пугающей пустотой в голове.
Я чувствовал себя Робинзоном Крузо, выброшенным на берег неизвестного острова после кораблекрушения.
– Держись, Толян, – шептал я сам себе, цепляясь за собственное имя, как утопающий за соломинку. – Боль не может длиться вечно… Или может?
Иногда она становилась невыносимой, превращаясь в огненный смерч, пожирающий сознание. В такие моменты пустота снова накрывала меня своим тяжёлым покрывалом, даря благословенное забвение. Погружаясь в эту пучину, я слышал лишь стрекот кузнечиков, наполнявший ночь живой, успокаивающей колыбельной. Их монотонное пение уносило меня в мир без страданий и страха, где не было ни вопросов, ни ответов – только сны.
Трепещущее пламя свечи стало моим маяком, единственной константой в мире, потерявшем всякую логику и смысл. И я погружался в сон, как в тёплые объятия, надеясь, что, может быть, завтра туман в моей голове рассеется. Может быть, завтра загадочная девушка нарушит свой обет молчания. Может быть, завтра я вспомню.
С трудом распахнув дверь, я шагнул на крыльцо. Морозный воздух хлестнул по лицу, заставив отпрянуть. Передо мной раскинулась сюрреалистичная картина – бескрайнее белоснежное полотно, будто декорации к фантастической саге о вечной зиме.
Моргаю. Ещё раз. Ущипнул себя. Нет, всё реально. Летний снег в горах… бывает. Но чтобы такие сугробы!
– Хм! Неужто я в спячку впал до зимы?
Осторожно ступая по обледенелым доскам, сделал пару шагов.
– Да бля… – выдохнул я, чувствуя, как подкашиваются ноги.
Мир закружился в вальсе. Попытка ухватиться за перила провалилась – пальцы скользнули по льду. Я рухнул на промёрзшие доски. Последним, что отпечаталось на сетчатке, было бескрайнее белое небо, сливающееся со снежными просторами…
Реальность вновь обрела очертания в мерцании свечи. Рядом на стуле сидела всё та же загадочная незнакомка. На ней был старый выцветший тулуп.
– Уже зима? – спросил я, облизывая потрескавшиеся губы.
– Понятия не имею, – отрезала она тоном, способным заморозить и без того ледяную атмосферу.
– Ты кто? – прохрипел я, силясь сфокусировать взгляд.
– Никто.
– Где я? – вопрос вырвался вместе с кашлем. Я впился в неё умоляющим взглядом. – Да ради всего святого, объясни хоть что-нибудь.
Она задумчиво вздохнула, будто взвешивая каждое слово.
– Мы… в лесу, – бросила коротко, хмурясь, похоже, что она и сама была недовольна таким объяснением.
– Мы? Здесь есть другие?
– Ты слишком любопытен, – в её голосе сквозило раздражение. – Тебе нужен покой.
– Но я должен знать, что стряслось! Как я здесь очутился?
