– Да при чем тут они? Соберись. Такой шанс, как в эту субботу, у нас больше не предвидится. Иван открывает дорогу вперед. И ты, и я, и он – мы мыслим примерно в унисон.
– Ну вот видишь, Сережа, какая ситуация получается. Иван нам что-то там пообещал, что-то будет. Или нет. А тут Лира прямо передо мной растекалась, обещала протекцию. Да и Иван не отец, который ультиматум предъявил.
– Это Лира. Она летящая, оглянуться не успеешь – уже чемодан в Париже распаковывает. Она же без ума от чудаков, интеллигенции и всяких неформалов.
– Мне показалось, что она просто избалованная.
– Не только. Её не корми, только притворись юродивым, все деньги тебе отдаст за мазню на холсте или стишок-частушку.
Я разозлился. Сергей сейчас не поддерживает, а по-жесткому топит. Хватило разборок мне с Григорием Максимовичем. На рубашку плевать, новую всегда куплю или закажут в ателье, но посягательство на личные границы для меня – ред флаг с аварийной сиреной. Решать всё равно предстоит мне, не Сереже ведь идти в ЗАГС с заявлением, не ему находиться под прессом отца “Андрея Ивановича”.
И вообще, мне всего лишь двадцать лет. Двадцать, Карл! Какая свадьба, какой брак в двадцать? Нормальные люди находят свою любовь, когда уверены в себе. А я полукалич, застал первые секунды бомбардировки, я знаю, что Москву уничтожили, всех моих знакомых разнесло на атомы ядерным взрывом; оказавшись в СССР, мне пришлось превратиться в крипанутого.
Грядет разговор с “отцом”. Не знаю, как именно, но теперь очень хочется вмешаться и изменить статусы отношений. Что это вообще было? Он даже слушать не желал, врубил на полную директора и сагрился на каких-то пустых моментах. И Лира тоже молодец, чего она там разнылась в подъезде? Из-за того, что не поцеловал?
Ладно. Всё-таки часть ответственности за её состояние на мне лежит. Мог бы вести себя помягче. Лира выпила, её развезло. Выпала из потока. За эмоциями в одну ногу шагает поведение. Судя по взглядам, девушка ко всему советскому относится очень плохо. В СССР немногие могли позволить себе столь явственно развиться до такого состояния. Может, много кто и скрывал свое мнение, но она точно ничего не скрывала: “Я умираю, я умираю, помогите!”.
Её реакция на мое отношение тоже логична. Я сразу же занял позицию агрессивно защищающегося: “Что надо?”. Жившей всегда под золотым крылом неведом отказ. Как? Отказали? Мне? Впрочем, у этой позиции есть не только издержки: чрезмерное восхищение ею после “долгой разлуки” могло вызвать подозрения.
– Андрей! – крикнул Курочка.
Я молниеносно вернулся в кабинет: “Да-да, что ты там говорил?”
– Да ты издеваешься надо мной, комсомолец-партизан. Что, зря распинаюсь? Соберись, говорю.
– Что предлагаешь? – устало произнес я.
– Езжай в субботу на дачу к Ивану, а Лиру отшей.
– Это невозможно. Не годится. Нужно что-то другое.
Курочка щелкнул пальцами: “А если взять с собой?”
“Чтобы она спровоцировала там конфликт? – меня охватила тревога от одной мысли, что одной встречей можно развалить сразу два шанса на успех. – Ну уж нет. Попытаться перенести свидание с Лирой? И что за ЦДЛ, про который она говорила?”
– Мне нужно подумать, – сказал я и стянул галстук.
Курочка, махнув на меня рукой, пошел на выход. Своего он не добился, так что несколько раз повторил – Иван для него превратился в стопроцентно выигрышную лотерею, – о железобетонной необходимости присутствовать в субботу на даче. И никаких ресторанов с Лирой. Дверь закрылась, я остался один.
