– Иришь, он вернулся? – осторожно уточнила ее мама.
– Кто?
– Ну, Коля? Он все осознал, да? Осознал и решил вернуться?
– Понятия не имею, – равнодушно махнула рукой Ира. Ей как-то без разницы стало, что там осознает ее бывший муж.
– Ааа… А что же ты такая… Радостная?
– Мам, я завела трех кошек и нам хорошо!
– Если бы я знала, что тебе для счастья нужны кошки, я бы тебе десяток принесла! – расплакалась от облегчения ее мама, которая в последнее время очень боялась за дочку, совершенно потерявшуюся в своей беде.
– Ну показывай свои таблетки от депрессии! – Ирин отец кошек любил, так что тоже дочь поддержал. – Ой, какие славные! А чего это он делает? Надо же, такая кроха, а уже зевает! – умилялся он над коробкой «таблеток от депрессии».
Ночью Ира сидела на кухне с Басей, которая выбралась из ящика немножко передохнуть, а заодно и хозяйке компанию составить. Хозяйка грела ладони о кружку с чаем и все думала о том, что не можем мы спасти или осчастливить всех, да и не надо, не по силам это нам. Но сделать то, что можешь, – это же не так сложно, да и не страшно.
– Казалось бы… Всего-то одна кошка, а такое сокровище, тепло и радость! И Анюта ночью от кошмаров не просыпается, и Костик перестал выглядеть, как заведенная до предела пружина, а про меня и говорить-то нечего! Словно отрезало все слезы и трагедии, которые я себе устраивала в последнее время. Да, бывает всякое, было да прошло… Ты живи теперь сам как можешь, не помогай никому, не делай никого счастливым, раз уж так тебе лучше да удобнее. Бог с тобой! Спасибо, что был да вовремя ушел! Вовремя! – последнее слово она произнесла вслух. – Конечно, вовремя, иначе я бы не успела понять, кого мне надо было спасти!
Развод шел по плану! Хорошо шел, как положено. Сначала Андрей и Марина поняли, что поторопились жениться, потом осознали, что друг друга не понимают и раздражают. Сильно раздражают. Раздражение искрилось в воздухе, текло из крана вместо воды, зависало в кухне и шуршало занавесками, поскрипывало новыми стульями и хлопало дверцей холодильника. Оно размножалось делением в геометрической прогрессии и полностью захватило этот дом. Люди и не заметили, что перестали думать друг о друге без этого уже привычного спутника своего существования. Затем они стали тихо друг друга ненавидеть так, что даже мысли друг о друге вызывали гнев, а в апофеозе ненависть перешла в громкую стадию.
– Я просила тебя не курить? Я миллион раз просила! У меня все провоняло проклятым твоим куревом! Меня тошнит от этого запаха, от тебя! – кричала Марина.
– Да я успокоиться могу только с сигаретой! Я же захожу домой и будто на фронт попадаю! Словно в окопы! Меня выворачивает от одного твоего визга! Хоть бы немного помолчала! – не оставался в долгу Андрей.
Они хлопали дверями, отчего вокруг этих самых дверей рождались темные, невидимые их зрению вихорьки, которые вливались в полноводный поток гнева, омывающий их дом. Они кричали друг на друга, стараясь ранить побольнее, ткнуть в самые-самые уязвимые места. Эти тайные уязвимости нипочем не найти чужим людям, близкие их безошибочно угадывают и оберегают. А бывшие близкие, ставшие ненавидящими друг друга, беззастенчиво бьют в них изо всех орудий.
– Все! Я так больше не могу! Я развожусь! – выкрикнула Марина в ответ на очередной удар Андрея по одному из таких уязвимых мест – ее неумению печь. Ну, может, кому-то другому это и показалось бы смешным, но только не Марине. Она с детства мечтала, чтобы в ее доме пахло тестом, чтобы оно мягко и уютно укладывалось в ее ладони, радостно поднималось, а потом превращалось в пироги или булочки. Но, как назло, тесто ее не слушалось. Маленькой она достаточно наслушалась язвительных шпилек от двоюродных сестер, которым любая выпечка удавалась играючи, а теперь еще и муж издевается?
