На пресс-конференции Федерер ответит на все вопросы подробно и сдержанно. Редко, когда чемпион отклоняется от темы или сам выдает информацию, но он всегда уважает спрашивающего. В этом можной найти большой контраст с некоторыми из его предшественников (например, с Джимми Коннорсом) и коллег (например, с Ллейтон Хьюитт и, к сожалению, с Венус Уильямс в ее более поздние годы). В более интимной обстановке природный энтузиазм Федерера часто заставляет его размахивать руками и перескакивать с темы на тему. Мысли, выраженные на английском, родном, но не самом естественном для Роджера языке, могут завести его в неожиданных направлениях, прежде чем Роджер доберется до намеченного пункта назначения.
За кадром теннисист менее последователен, иногда даже простоват, хотя он чаще приберегает свои шалости и сюрпризы для друзей и коллег, а не для журналистов.
За эти годы я совершил немало поездок, и в этой книге попробую частично проанализировать карьеру Федерера через призму этого опыта. Это не энциклопедия о чемпионе: слишком много цифр, результатов и сводок матчей затрудняют любой рассказ, а Роджер дал нам, биографам, слишком много материала, сыграв более семнадцати сотен матчей и проведя пресс-конференции после большинства из них.
Напротив, в этой книге я попытался интерпретировать конкретные ситуации с акцентами на местах, людях и диалогах, которые имели наибольшее значение для Федерера.
У нас в распоряжении всего лишь одна планета, и он охватил большую ее часть: погоня за трофеями, призами, новизной и – все чаще с возрастом – общением.
Аргентина стала неожиданно важной остановкой на пути чемпиона, и, когда мы подошли к его отелю в центре Буэнос-Айреса, Федерер, на тот момент победитель рекордных семнадцати титулов Большого шлема в одиночном разряде, произнес:
– Я собираюсь взять отпуск после этого и просто отдохнуть, потому что последние несколько лет были чрезвычайно интенсивными. Я чувствую, что если продолжу работать в таком темпе, то могу потерять интерес, как ты упомянул, просто измучаюсь.
Роджер засмеялся.
– Jaded. Это новое слово в моем словаре, но последнее, что я хотел бы допустить, – сказал он. – Надеюсь, следующий год станет взлетной полосой на многие сезоны вперед. Я все еще хочу дать себе такую возможность.
Базель, Швейцария
В некотором роде теннис меня спас. Когда я был еще ребенком, мой отец продвигался по карьерной лестнице и в конце концов стал адмиралом военно-морского флота США, как и его отец. Мы переезжали более десяти раз, прежде чем я пошел в колледж. От Вирджинии до Гавайев и Калифорнии теннис был тем самым пропуском в следующую школу, следующую команду, следующее сообщество. С 1980-х годов я не уставал освещать эту игру и следить за ее эволюцией критическим взглядом, но тем не менее с большим удовольствием. За тридцать пять лет карьеры мне приходилось писать обо всех видах спорта, но теннис вызывал у меня наибольший интерес, отчасти потому, что я сам немного играл, и этого было достаточно, чтобы понять, насколько это сложно. Лишь таким виртуозам, как Федерер, удается выглядеть на корте естественно и непринужденно.
После окончания учебы в Уильямс-колледже, где я играл в теннисной команде, мне предложили стать тренером на лето в Ист-Хэмптоне, штат Нью-Йорк, в небольшом клубе с высококлассной клиентурой. Двумя из моих учеников были Ян Веннер, основатель
