Мать хохочет мне вслед.
Не могу поверить. После смерти отца она спала с каждым, кто мог дать ей хоть копейку на чёртову наркоту, и не беременела. Почему сейчас? Зачем?!
Куда смотрит хвалёный Господь Коллинз? Мелисса, куда, нахрен, смотрит твой Бог?!
Это неправильно. Кристина плохая мать. Худшая из худших. Нельзя ей иметь детей. Они ей не нужны. Мы с Бо этому доказательство.
Чёрт, как же паршиво!
Кто может родится у конченной наркоманки? Что из него вырастет в таких условиях? Неполноценная личность, вроде меня и Бо? Со своими страхами и болью? Сломанный, озлобленный и не умеющий любить человек? Или ещё хуже, потому что у него не будет отца хотя бы первые восемь лет, и уж тем более, для него не найдётся сердобольной бабушки, которая решит его спасти во вред самой себе.
Твою ж мать!
Ну почему? Почему именно сейчас?!
Не помню, как доезжаю до подземной парковки дома 1919 по Бродвей, запоздало пугаюсь того, что вполне мог попасть в аварию, как мой отец, и в какой-то прострации иду в дом. Такое ощущение, что мои внутренности распотрошили, потоптались на них грязными ботинками и засунули обратно. Давно мне не было настолько хреново, если вообще было.
Падаю на диван в гостиной и таращусь в стену пустым взглядом.
Как там сегодня сказал отец Коллинз?
Что мы, бренные людишки, получаем только те испытания, с которыми можем справиться? Не больше и не меньше. Но за какие такие грехи? Чем этот невинный зародыш человека заслужил подобную судьбу? Почему ему придётся справляться с чёртовыми испытаниями с самого рождения? По какой такой высшей причине он должен выживать рядом с матерью-наркоманкой, а не жить в нормальной семье?..
Я слышу, как открывается и закрывается входная дверь. Узнаю шаги Бонни. Она появляется из-за длинного книжного шкафа, заменяющего стену между гостиной и коридором, с удивлением обнаруживает меня на диване и хмурится. На её плече почему-то болтается моя спортивная сумка.
— Ты в порядке, Ро? — спрашивает она обеспокоено.
Я качаю головой и, вспомнив, как шевелиться, тру ладонями лицо. Ушибленная скула пульсирует тупой болью.
— Я был у матери, — выдыхаю я мрачно.
— Боже, Ро, ну зачем? — бросается она ко мне, садится на пол рядом и обхватывает пальцами мои колени. — Мы же договаривались... Что произошло? Снова подрался?
Я смотрю в голубые глаза, как две капли воды похожие на мои собственные, и не знаю стоит ли говорить ей правду. Выдержит ли она её? Или окончательно сломается? Да, она сильная. Возможно, даже сильнее меня. Но ведь помчится к ней. Захочет остаться, чтобы помочь. Чтобы защитить того, кто ещё не появился на свет. Позаботиться о нём или о ней...
— Ты знала, что малышка Коллинз — сестра нашего общего знакомого Коллинза? — спрашиваю я в итоге.
— Что? — вытягивается её лицо. — Ты шутишь?
— Виделся с ним сегодня в церкви, — хмыкаю я.
Не знала. Хорошо.
— Где-где виделся? — сужает сестра глаза. — Боже, Ро, ты ходил на службу? С ума сошёл?
— Веришь или нет, но я отлично провёл время. Малышка Коллинз очень забавная. Я почти уговорил её на второе свидание.
— А у вас было первое? — недоверчиво интересуется Бонни.
— Сегодня и было, — вздыхаю я и поднимаюсь на ноги, помогая подняться и сестре. Бросаю выразительный взгляд на свою сумку: — У тебя, похоже, тоже наметился прогресс?
— Ну...
— Ладно, времени ещё полно. Пойду в душ, надо смыть с себя эту вонь.
