Но ведь именно к Тоне она рванула из дома, когда почувствовала в этом необходимость. Знала, что она ее примет в любом случае. Как понимала, чувствовала, что и Борис, которого она бросила, узнав, где она и у кого, немного успокоится. Он всегда уважал Тоню, ценил ее как человека. Знал, что если Женя у Антонины, то ни с ней, ни с Мишей ничего плохого случиться не может.
Женя хотела ей возразить, рассказать уже более подробно о своих чувствах к Журавлеву, потому что, рассказывая ей чуть раньше о своей жизни, она лишь вскользь упомянула о Павле, надеясь, что подруга нормально воспримет известие об измене, по-женски поймет ее и оправдает. Ан нет, Тоню зацепила эта история, причем сильно. Тоня не Наташа, которая постоянно провоцировала Женю, подталкивая к Журавлеву, мол, ну и что, что ты замужем, бери от жизни все, оставайся с Борисом, но и Павла не отпускай. Наташа… Она, дьяволица, хотела расстроить ее брак с Борисом, это точно. Может, была влюблена в Бориса или просто завидовала Жене, ее браку. Но скорее всего, ни то ни другое, она просто развлекалась, играла людьми, сталкивая их друг с другом и наблюдая за тем, что из этого выйдет. Да, она такая, эта Наташа…
Женя вдруг вспомнила, как подставила ее Наташа во время расследования, как гадко повела себя, разрушив ее план, все испортила![1] И терпеливая Женя не выдержала, поссорилась с ней, оставив на дороге, и долгое время не могла прийти в себя, не могла понять, что побудило Наташу, ее подругу, ставшую к тому времени уже и родственницей, выйдя замуж за Петра, поступить с ней так подло. И вывод, который Женя сделала, удивил и ее саму: получалось, что Наташа просто развлекалась. Сделала это с легкостью, как с легкостью бросила и влюбленного в нее Петра, оставила малышку-дочку и даже не вспоминала о ней.
– Да она сумасшедшая… – Женя, оказывается, произнесла это вслух.
– Так вот смотри, чтобы и ты не уподобилась ей! Женя, я понимаю, Журавлев, может, и красивый мужчина, и он нравится тебе, но…
И Тоня не смогла найти подходящих слов. Не закончила предложение. Фраза повисла в воздухе, но Женя и без того все поняла. Конечно, все правильно. Тоня права. Да и много ли счастья принесли Жене встречи с Павлом? Она всегда была напряжена и каждый раз чувствовала, что поступает дурно. И лишь в редкие мгновенья низкого чувства мести в моменты, когда муж бывал груб с ней, ей помогало сознание измены. Вот только злость на мужа проходила, а злость на себя – нет. И все это замешивалось круче и круче, а ее примитивные фантазии на тему совместного проживания с Журавлевым становились все больше черно-белыми, блеклыми и безрадостными, и тогда ей хотелось вмиг разорвать с ним и даже попросить Реброва сделать все возможное, чтобы Павел перевелся в другое место, чтобы не маячил у нее перед глазами, когда ей в очередной раз предложат поучаствовать в расследовании. Но всякий раз возникающий перед ней Павел делал ее слабой, и ей хотелось быть рядом с ним, хотелось, чтобы он снова заговорил с ней о любви, чтобы обнял ее и поцеловал. И чтобы вся эта радость и наслаждение оставались как бы в одном измерении ее жизни, а жизнь с Борисом – в другом, и чтобы эти измерения не пересекались, чтобы шли параллельно, делая ее вдвойне счастливой. Ведь и с Борисом она провела немало счастливых часов…
– Ладно, Женечка, ты извини меня. Что-то я наехала на тебя. Прости. Но ты знаешь меня, я такой человек – всегда говорю все в лицо. Причем, заметь, я долго молчала на эту тему.
