Наутро, улучив момент, когда Ядвига вроде как «по делу» снова вышла во двор, пан Сакульский подошёл к горничной.
Разбитая и подавленная Олеся на кухне заканчивала готовить завтрак. Не поднимая глаз, она застыла в напряжении.
– Доброе утро, – поздоровался Сакульский.
– Здрасьте, – едва слышно прозвучало в ответ.
– Олеся… я почти всю ночь размышлял… – «неуверенно» начал пан Сакульский, уверенно играя свою роль, – и вот что я предлагаю…
Девушка замерла, словно в ожидании приговора.
– Если уж ты окончательно решила уйти, то я, безусловно, помогу тебе, но… – сказал Сакульский и, взяв горничную за плечи, бережно повернул к себе. – Но тебе нужно будет где-то жить. Полагаю, за день-два я подыщу тебе подходящее жильё. Что касается денег… прости, но я не смогу втайне от Ядвиги Наумовны дать тебе такую сумму. А главное, я очень опасаюсь, что с такими деньгами с тобой может приключиться какая-нибудь беда. Поэтому для начала я дам тебе рублей пятьдесят, а потом буду навещать тебя и приносить ещё деньги. Поверь, я твёрдо намерен заботиться о тебе и о нашем ребёнке.
Ничего этого не будет! Всё это наглая ложь! Вводя девушку в заблуждение, Сакульский чувствовал себя отвратительно. Он готов был с радостью опекать её, но на данный момент всё же искренне верил, что будет лучше так, как задумала шельмоватая супруга.
– Благодарствую… – тихо пролепетала Олеся и наконец-то перевела дух.
Сердце девушки томно зачастило. О таком повороте она даже и думать не смела. Сам пан Сакульский будет заботиться о ней! О ней и о… «О, Господи!» – едва не вырвалось у Олеси, когда она подумала о том, кого может родить.
Красавица стушевалась. Сакульский приподнял голову Олеси и посмотрел ей в глаза.
– Но уходить тебе надо будет поздно вечером, когда Ядвига Наумовна уснёт, – сказал он.
Олеся крайне удивилась. Она, наоборот, рассчитывала уйти утром, чтобы за день осмотреться и определиться.
Горничная вопросительно посмотрела на хозяина.
– Поверь, – упредил он её возражение, – так будет лучше. И вот ещё что…
Олеся молча слушала пана Сакульского и видела, что он заметно нервничал.
– Обещай, – с жаром говорил мужчина, – что если вдруг случится какая-либо неприятность или беда, ты непременно вернёшься к нам. С Ядвигой Наумовной я всё улажу. Поверь, в душе она добрый человек.
Сказав последнюю фразу, Сакульский невесело подумал: «Такие добряки в тихом омуте водятся».
Выбора у Олеси не оставалось. Хотя в предложении пана Сакульского некоторые моменты и выглядели малость подозрительными, она согласилась без раздумий.
Как бы то ни было, но это лучше нищеты в Берёзовке и намного лучше язвительных высказываний местных склочниц о зазорном дитяти…
Глава 9
Из заново переделанной запруды вода вырывалась бурным потоком и нижним боем сердито ударяла в лопасти водяного колеса. Скрипело задорно колесо, дразнило воду, мол, давай, не ленись, налегай сильнее.
Ещё больше злилась вода, не могла ускорить своё течение, потому как человек придумал ловкий затвор и, надёжно обуздав поток, сам решал, когда придать воде силы.
Ефимка Асташов любил смотреть на клокочущую воду, через лопасти передающую свою мощь сначала водяному колесу, а затем и каменным жерновам, вернее, верхнему из жерновов, так называемому бегуну.
Да-а, немало сил пришлось приложить новому хозяину мельницы для наладки шестерён, валов и приспособлений всяких. Хотя и молод был Ефимка, да руки золотые имел. Иные строительным наукам и навыкам многие годы учатся и то не всегда сообразят, как избу срубить, а у Ефимки это в крови – глянет, бывало, на шестерню какую в мельнице и тут же прикинет, как половчее её установить. Вот поэтому вскоре и пошла слава по округе, что мельница Ефимки Асташова лучше всех остальных мельниц мелет. Да и за помол новый хозяин не дерёт безбожно.
