– Не хочу, Обава. – Ураган прижал ее увитую косами голову к груди. – Ты ласкаешь мой взор, ибо напоминаешь свою мать и мою жену. Без тебя мне станет одиноко...
Дочь подняла на него очи, и Ураган тотчас отшатнулся. Должно быть, ягиня лепо обучила ее чарованию – будто две стрелы скользнули из глаз Обавы и кольнули сердце, вдруг налившееся томным теплом. Однажды подобное уже случалось, когда после войны с Дарием и возвращения дочери из лесов они поехали на соколиную охоту. У Обавы была соколица, а у него – сокол, и когда пустили они их на стаю казарок, то птицы не стали избивать гусей, а полетели рядышком и затеяли любовную игру, поскольку была весна. Дочь позрела на это и вдруг воззрилась на отца так, что ощутил он постыдный огонь в груди и, дабы скрыть его, ускакал прочь.
Нет, не зря по обычаю предков отправляли дочерей к ягиням, не зря давали право огласа девам, способным одним лишь взором вызвать у избранника любовь и согласие.
Сейчас же Ураган не ушел, а лишь отвернулся и вместе с долгим вздохом выметнул из себя дочерние чары.
– Зрю, ты чем-то озабочен? – спросила Обава. – И куда-то спешишь?
– Моя забота известна, – в сторону проговорил он. – Давно чую дух недалекой войны, а сына нет у меня...
– Ты еще молод и полон сил!
– Да ведь чтобы вскормить наследника, потребуется время и молодая удаль. А старец хоть и научит мудрости, да не выкует настоящего куфского меча.
– Я рожу тебе наследника!
– На это и уповаю, Обава! – совсем успокоился Ураган. – Так веди сюда избранника и творите вено! А я сяду сторожить брачную светелку.
– Ты прежде спроси, кто он, избранник.
– Полагаюсь на твою волю и чутье.
Дочь подняла голову и теперь взглянула пристально, словно испытывая его выдержку.
– А если не по нраву будет тебе мой оглас? – медленно проговорила она. – Если ты проклянешь меня? И прогонишь? Если отречешься на вечные времена от меня и потомков моих?
Ее исполненные внутреннего огня слова на миг снова встревожили Урагана, да, отягощенный своими думами о наследнике, он стряхнул сомнения: всяко уж не разбойного сакала избрала дочь, не безвольного раба, не изгоя-парфянина или бродягу безродного.
Если зятем станет простолюдин из неименитого сарского рода, так это еще лучше – освежится кровь!
– Не отрекусь, – заверил он. – Не прогоню и не прокляну. Ну, говори, кого же ты избрала?
– Тебя, Ураган. И оглашаю женихом моим! И, сотворив вено, осчастливлю тебя.
Тот отпрянул, будто от огня, но Обава вскинула руку.
– Ты слово дал, не проклянешь! И примешь мой выбор! Я зрю, ты любишь меня.
– Моя любовь отеческая...
– Теперь же ты дашь согласие.
Она расстегнула пряжку на плече, сронила плащ и, обнаженная, подняла серебряный сосуд с водой, предназначенный для брачного омовения.
– Сними одежды и возьми кувшин, – непреклонно повелела Обава. – Станем творить вено.
Только в тот миг и узрел он, что у дочери все для брака заготовлено: сосуды с водой, великий серебряный таз, мечи и белое покрывало...
– Да как же ты посмела!.. – Он задохнулся. – Коснуться мыслью?! Ты, целомудренная дева?!
– Повинуйся огласу! Ведь ты же ратуешь жить по законам Тарги?
И тогда Ураган взревел, подобно умирающему туру:
– Что творишь ты, безумная? Разве может дочь огласить отца? К тому же я – государь! А со времен Аркана выбор за мной!
Ее голос треснул, надломился.
– Моя любовь верна и искренна... С малых лет, взирая на тебя, трепетало мое сердце...
