Собы пхэнэлас Николаё Петровичё не известно, нэ лэскиро соседо пхэндя:
– А ту бы на чюрдэсас патря дрэ кукуруза, может, и бутыр выджялас бы.
Шелоро покачиндя шэрэса:
– Амэнгэ дасави буты на подджял.
– Состыр тукэ на лачи буты?
– Ту, бригадиро, ман про лав на стар. Думинэс, ту екджино адай само годявир? Камэс тэ старэс – лэ штрафо. А камэс чячипэ мандыр тэ уджинэс – пошун. Мэ же на пхэндём налачи буты, мэ пхэндём со нанэ романы ёй. Тэлэ амари природа на подджял. Кон со джинэл, кэ со присыклыя. Амэ – мануша природатыр. Амэнгэ чейно времё, собы присыклыям.
Адай трито моло палэ бельвеле хуланы ткнула дро боко:
– Шун, шун. Кана пал адая природа мири квартирантка Настя вчинэла. Сыр ромны ромнякэ.
Тэло перво рядо колыхнулся калэбалэнгиро кусто. Кэрдяпэ тишина. Настё презрениёса спучья:
– И пэскирэндыр чаворэндыр ту камэс тэ откинэспэ дэшитконаса?
Шелоро дякэ же, сабнаса пхэндя:
– Мири чаворэ, Настё, адай ни причём. Ту биян англыдыр пэскирэн. Нэ ангил ромэс пэскэ латх, А то ту, чёрори, на джинэс, пал конэстэ тэ джяс. Тэрно, или бродато.
Прэ адасавэ лава дро зало пропрастандыя саво —то шёпото, гуло. Настя набут смутилась, нэ адай же вчюрдыя калэбалытко шэро:
– Не беспокойся, Шелоро. Тут бубноса про бьяв са екх на покхарава. А тырэн чаворэн, кэдэ ту традэс манушэн тэ дылнякирэс, мангэ приджяласпэ купать, тэ роспхэнав парамыси прэ рат. Хотя лэндэ исы дай джиды. И ада бы ещё ничи…
Шелоро серьёзнэс низко поклонилась Настякэ:
– Палэ пэскирэндэ чаворэндэ мэ, Настё, уже ракирдём наис. И ещё екх моло не поленюсь тэ пхэнав. Нэ ада тыри буты дрэ чаворэнгиро садико. Тукэ пал ада ловэ плэскирэн.
Опять пропрастандыя волна саво – то гуло. Ропото сыс нанэ дрэ Шелорэскири польза. Ушундя реплики:
– А тыри сави должность?
– И ада дай кхарэлпэ!
– Может, пал адава тоже зарплата тэ плэскирэс?
Ромны Пустошкина даже вскочиндя штэтостыр, тэ лэл реваншо пало ромэскиро ладжяипэ:
– Ёй, значит, тэ зумавэл, а амэ лакирэн чаворэн тэ ракхас?
Яг перегэя прэ латэ:
– Эна, сави ромны Васяскири!
– Отомстила, Малаша!
– Дужакирэлас, дужакирэлас, и подстерегла!
– Дякэ лэн, адалэн цыганей.
– Собы не обижали тырэс Васяс!
– Пал дасавэ танкой ту, Вася, на хасёса.
Даже Шелоро засандяпэ, нэ прэ лавка на бэштя. Малаша камья тэ пиригодлэл э гвалта, нэ не смогла.
– А, да ну тумэн!
Ёй бэштя. Пустошкиным явно дадывэс нанэ бахт прэ трибуна. Дро зало гулинэнас лакирэ лава: «– Ёй, значит, явэла тэ зумавэл, а амэ, значит, лакирэ чаворэн тэ ракхас?». Адай кон – то спучья:
– А сыр кана ёнэ лэна тэ традэн тэ зумавэн?
Пхэндя нанэ зоралы глосяса, нэ Шелоро заметно вздрогиндя. Замэя. Якхэнца, сыр дуй барэ шмели, родэнас конэс – то дро зало. Ёй не могла и на джинэлас, сыр тэ срикир дар. Нэ, сыкадя, нанэ только ла. Сарэ рома понурились, бэшэнас тихэс. Настя же, колыхнула калэ бала, пхэндя:
– Пал адава чёйно тэ спучел нанэ латыр. Фэдыр роспхэнэла лакиро ром Егоро.
Николаё Петровичё уштыя:
– Егоро Романов адай?
Сыго уджиндлэ, со Егоро Романов нашадяпэ дро зало кай потёмки, сыр сув дро стого кхас. Ёв сыс тыкнэдыр сарэндыр муршэндыр. А сарэса надур сыр ястребо чюрдэласпэ про Пустошкина. Шундло и дыкхно лэс сыс фэдыр сарэндыр. А адай Егоро хасия. Ромны лэскири Шелоро тэрды паш сцена, а якха метались пиро зало. Николаё Петровичё уже прэ ада рэндо скэрдя васт, нэ адай Пустошкин уштыя штэтостыр, долго буравил зало якхэнца, удыктя Егорос.
– Эна, кай ёв! Лэс кокорэ рома г’аравэн дро закутко!
