В шубной лавке было шумно. Торговля была в самом разгаре. Брали всё: канадскую норку себе, серебряного песца снохе, кролика мамаше, горностая дочери. Приценивались даже к козлику, но тот попахивал чем-то невкусным.
Витя стоял в сторонке, тихо ожидая гонорара за экскурсию. Сегодня он запросил четыреста песо. Дадут – и вопрос неудержимых потребностей будет закрыт до конца срока. Можно будет за завтраком брать йогурт, не оглядываясь на мнение огурцов.
Туристы расплатились за шубы, выпили с хозяином по рюмке «метаксы» и, растроганные сервисом, потянулись к выходу. Витя всем своим видом скромно показывал, что ждет оплаты. Вспомнили и о нем. Дали. Он бережно пересчитал желтые купюры, в который раз вздохнув о своем бумажнике, и собрался выходить вслед за Ханты и Манси из магазина.
– Стой! – властно остановил его только что услужливый и невозможно почтительный хозяин шубной лавки. Витя встал.
– Приводи еще, – шепнул хозяин и сунул ему в ладонь комок свернутых бумажек.
На улице Витя быстро попрощался с туристами и за углом раскрыл ладонь. Сорок тысяч драхм! Половина той суммы, что попутчица вытащила у него в самолете.
Так Город одобрительно похлопал Витю по плечу. Прошло несколько дней. По утрам на обычном рабочем месте Витю всегда ждали. Сегодня многочисленное семейство из Казани хотело вкусно отобедать. Только без свинины. И Витя должен был им в этом помочь. Не в том смысле, что обследовать и вытаскивать из их тарелок все, что имело отношение к этому сытному животному, а в том, чтобы не допустить его попадание туда. То есть привести в ресторан и объясниться с понятливым официантом.
Такое место Витя знал. Сербская корчма в Дубровнической крепости. Все знакомо, похоже, даже матерные выражения. Сиди и радуйся. Туристы остались довольны и заплатили, разумеется, и за Витин ужин. Голод отступил на сутки. Когда прощались с хозяином, старым Зорко Стоичем, тот просил Витю зайти к нему через минуту со двора. Витя зашел, получил четыреста хорватских куно, литровую бутылку вина и длинную палку твердой, хорошо прокопченной колбасы, и услышал:
– Приводи еще.
Витя был горд, что его поблагодарили и те, и эти. Он был счастлив, что оказался нужен и этим, и тем.
Нет, определенно Город полюбил Витю.
Сейчас Витя, срезая путь в гостиницу, шел по извилистой прибрежной улице в небогатом рыбацком районе, где соленый воздух навсегда пропитался запахом выброшенных из сетей водорослей и ароматом супа из жареных панцирей тигровых креветок. Шел по району, где не проходит мода на бело-синие тельняшки и выцветшие зюйдвестки, где туго наполнены попутным ветром парусиновые занавески в открытых окошках с зелеными подоконниками, а на лицах встречных мужчин навсегда поселился бронзовый загар. Шел и думал:
– Я здесь больше недели. Я не пропал, не сник. Я много увидел и узнал нового. С Городом мы поладили. От постоянного движения я окреп, похудел, стал уверен в своих силах. Я ни от кого не завишу и никому не должен. У меня хватает денег отдать долг матери и брату.
– Эй ты! – вдруг окликнули Витю двое.
– Подойди-ка сюда. А сами уже шли к нему. Черные, небритые, в спортивных костюмах на голое волосатое тело.
– Мы давно за тобой наблюдаем. Активно работаешь. К тебе неплохо прилипает. Надо делиться.
– Делиться? – удивился Витя. – Почему? Я уже делюсь.
– С кем? – насторожились брюнеты. – С тамбовскими? С Бубоном?
