– Уезжать-то уезжаю, а на кого оставить – не решил…
– Собачку, что ли?
– Не, не совсем…
– Кота? Кота не могу, прости. У тещи аллергия на шерсть. Рад бы помочь, но… – Яков испытал легкое облегчение.
– Да и не кот вовсе, а… – Тут Федотов, словно наконец на что-то решившись, заговорил громче, четче и короче. – Помнишь, я тебе свою запаску давал, а сам с лысой неделю ездил? А когда в девяносто пятом тебя за задолженность хотели попереть, я против проголосовал, не забыл?
– Когда было-то?! Но помню, Алик, разумеется, помню. А что? Что случилось-то? – Яков уставился на Федотова.
– Выручай, Яша. Дело у меня к тебе. – Альберт Альбертович опять замялся.
– Какое дело? – Целкинг был не прочь услужить Алику по мелочи, но ему не понравилось, что тот его своим должником выставляет. Да и вообще, что за манера – темнить?
– Говорю, уехать надо, а Галочка моя ногу подвернула, из дому выйти уже три дня не может, сиднем сидит…
– Дочка, что ли?
– Не-а… – И тут Алик выдохнул: – Любовница.
– О как! А где она сидит-то? Дома у тебя?
– Ты чё!? В своем уме? – болезненно встрепенулся Альберт Альбертович. – Я же женат! Забыл? Квартиру ей снял. Однокомнатную, правда, но с мебелью, телевизором и прочим… Все как положено… Лежи и радуйся. А тут как назло, одно к одному, она возьми и ногу-то подверни…
– А нога-то ее тебе к чему? – заулыбался Яков Борисович. – Ты же не наперегонки с ней бегать собирался… Ты же, я понимаю, в другие подвижные игры играешь… Тут радикулит опаснее…
– Верно говоришь. Но я к тому, что в Арзамас катить надо, а она, Галочка эта…
– Что, простаивать будет? Без дела лежать? Да, это нехорошо… А за квартиру, однако, плати. – Яков посочувствовал соседу. – Сколько за хату запросили-то?
– Да не в этом дело. Из дому она выйти не может, ни за питанием, ни за пивом, ни за сигаретами… – Алик сокрушенно покачал головой, посматривая изпод бровей на Якова.
– Она что, у тебя и курит, и пиво пьет?
– А что, девка молодая, здоровая, современная.
– А сколько ей? – На девятнадцать лет меня младше, – с гордостью сказал Алик. – Двадцать четыре. Весенний возраст – садов и клумб цветенье… Не женщина, а бисквитный торт с добавкой.
– С какой еще добавкой? – заинтересовался Яков Борисович.
– Ну, это, брат, в двух словах не передашь, это не одну ночь раскушивать надо, пока все распробуешь. Богатая женщина… и щедрая.
– В каком смысле? Из богатой семьи, что ли?
– В смысле тела… Тела на ней видимо-невидимо, во все стороны так и прет тело… – Алик причмокнул и передернул брови, демонстрируя мечтательность. – Такое тело, что за неделю не управишься. – В тоне Алика проскочили просительные нотки. – Подключайся, Яша, помоги.
– А что именно делать-то нужно? Уж не это ли…
– Сегодня я все сам сделаю, – пропуская последние слова, ответил Федотов, – а завтра к вечеру уж ты. Подъедешь, корма задашь, напоишь, ободришь… Она, может, попросит еще чего… В общем, по месту определишься, ты парень смышленый. – Алик заметно повеселел.
– А корм-то какой взять? Пельменей? Котлет в кулинарии? Овсянку? – Яков Борисович перешел на конкретику. В глубине души ему уже захотелось взглянуть на Аликову богатую телом Галочку. – Колбаски одесской?
– Бери что попостнее. И так в нее по пояс провалиться можно. Я сперва, когда к ней подбираюсь, глубину меряю. На овощи налегай, рыбу, фрукты…
– Картошка, капустка и яблоки?
– С капустой поосторожней. Он нее, от капусты, говорят, очень эти растут…
