– Там всех собирает начальник политотдела. Я тут посоветовался в политоделе, и решил тебя послать.
– А зачем?
– Тебе не без разницы? – спросил командир.
– Не! В город, это всегда хорошо. Но интересно же.
– Нам сказали отправить трёх человек в вечернюю партийную школу. Нам с замполитом некогда, поэтому будешь два раза в неделю ходить один. Раз вечером, и один раз в воскресенье, днём. Там конспекты нужно вести. Вот будешь себе писать, что там, на лекциях рассказывают, и нам конспекты будешь писать. В общем, всё в трёх экземплярах. И отмечать будешь. Понял?
– Понял!
– Это я не понял?
– Есть! – ответил я.
– Во! А то понял, не понял? Собирайся давай. Сейчас вместе поедем. Мне вообще в Академию готовиться нужно, а тут вечерняя партийная школа. Зато, если не пойти, проблемы с поступлением будут. Поэтому, конспекты чтобы понятно писал. Они еще на политзанятиях сгодятся. И вообще, политинформации по утрам делать будешь. Нечего просто так по городу шляться. У замполита тоже дел полно.
– А патрули? А вечером, если поздно?
– Во-первых, ты разведчик. Не попадайся. Попадёшься, я же тебя потом и накажу. Во-вторых, если что, скажешь, что идёшь или с занятий, или на занятия, и что учишься по приказу Политотдела Дивизии в партийной школе. Они сами от политотдела шугаются. Офицеры связываться не будут. Потом ни одного зачета не сдадут. И характеристику никто не подпишет. Ни какую. Даже плохую. Так, что все в курсе.
Вот так я снова попал в школу, и два раза в день стал ходить в вечернюю партийную школу. Народ в наряд, а я на занятия. Хорошо. Тем более в городе всё лучше, чем в части или в казарме. Там на занятиях сидишь спокойненько, без суматохи и нервов, слушаешь. Конспекты пишешь.
Правда, офицеры косо поглядывают на меня. Для них это как оброк. Напруга. Но им быстро разъяснили, что это разведка. Кого послали, тот и ходит. Он может быть в Рязанское училище поступать будет? Вот пусть здесь и готовится.
Я тогда и правда в Рязанское училище собрался поступать. Командир в Академию, а я в училище. Рапорт подал. Документы готовить стали. Всякие там характеристики собирать. Хотя из армии поступать было легче. Особый конкурс. Тем более, что в ВДВ все друг друга знают. Своих не сдают. Помогают. Поэтому шансы были вполне реальные.
Насчёт физо не беспокоился. Это легко. Сложнее было не просто поступить, а поступить в девятую роту. Роту, где учили иностранные языки, где готовили командиров спецназа, откуда был шанс попасть в ГРУ. Мы тогда всей ротой турецкий язык учили. Команды отрабатывали. На всякий случай. Типа:
– Дур!
– Эль дюрурум!
Для тех, кто не в теме, это – «Стой! Убью!»
Даже учебники турецкого были. Специальный офицер приходил из штаба, чтобы языком с нами, разведчиками, заниматься. Но мы все больше перед зачётами на товарища нашего надеялись. Он из Азербайджана был. Лучше всех турецкий знал. Практически, как родной.
Но к делу.
В условиях Бессарабского дефицита офицеров, мне даже довелось пару раз исполнять должность командира взвода, хотя и был я всего лишь командиром первого отделения первого взвода, и младший сержант. Но людей-то у нас во взводе всего 14 человек, и две БМД. Ребята все отличные. Практически все после учебки. Кто механик водитель, кто оператор наводчик. Тем более пошел второй год службы. Что тут командовать?
И мне повезло перед этим на учениях покомандовать сводной группой. Мы десантировались, и до Каховки дошли. Нас ловили, ловили. Не поймали. А мы мост условный взорвали, и пару установок надувных першингов по пути уничтожили. Еле нас потом нашли. Так хорошо партизанить было. Народ кругом добрый. Мы без погон, но с автоматами. Никто нас не сдал. Никто. А ведь искали, в прямом смысле с собаками. Не нашли.
