Роман - страница 54

– Да. Я взял расчет. Теперь буду заниматься живописью и хозяйством. Земледелием, пчеловодством.

– И вы готовы к этому?

– Готов.

Клюгин равнодушно пожал плечами:

– Ну, а что… Коли не наскучит – живите. Все равно где гнить – в городе или в деревне.

– Я с вами не согласен, Андрей Викторович. Гнил я в городе, в столице. А здесь, мне кажется, я буду жить. По-настоящему. Буду работать, читать, писать картины. С вами беседовать.

– Ну, ну, – кивнул лбом Клюгин, затягиваясь папиросой с характерным для него шипением.

В его голосе не чувствовалось ни одобрения, ни осуждения.

Он курил, откинувшись на спинку стула, и глядел мимо Романа, словно рассматривая, хорошо ли скроено плечо его пиджака. За эти годы лицо Клюгина стало более вялым, морщинистым и бледным, а голова, казалось, еще увеличилась. Роман вспомнил, как сегодня Клюгин не ответил на его христианское приветствие, и спросил:

– Андрей Викторович, вы в Бога не верите?

– Не верю.

– И в Христа не верите?

Клюгин усмехнулся, стряхивая пепел на пол:

– Не верю.

– И в то, что смерти нет, не верите?

Клюгин поморщился, отчего его лицо приняло плаксивое выражение:

– Голубчик вы мой, да я и живу-то, может быть, спокойно только потому, что верю в настоящую смерть. Что рано или поздно вот все это, – он мотнул головой в сторону, – пропадет и исчезнет навеки.

– Вы так не любите мир?

– Люблю, не люблю… при чем тут это? Просто он мне подноготно известен так, что успел надоесть. А смерть это – tabula rasa. Это покой и отсутствие всяких миров. И мое отсутствие. Вы надеетесь на воскресение из мертвых, а я – на смерть…

– И вы полагаете, что мир, человек – это результат слепой игры слепых сил?

– Да мне наплевать, откуда мир взялся – демиург ли создал или матушка-природа. Я вообще старался никогда не думать на тему происхождения. Это все равное что пытаться представить бесконечность. Мы, голубчик, живем в реальном мире. Вот изба, вот стол, вот рюмка. Вот, наконец, наши руки, глаза, мозги, лимфа. В качестве объекта нашим чувствам дан только этот мир и никакой другой.

– Но вера… – начал было Роман.

– Вера – это имя, – быстро перебил его Клюгин и рассмеялся. – Без Веры мы можем обойтись! Без этого мира – нет!

– Каждый человек верит. А помимо физического мира нам еще дано чувство трансцендентального, которое есть в каждом человеке и с которым тоже приходится считаться.

– Трансцендентальное? Спросите об этом Парамошу Дуролома или мою кухарку Нюрку. У первого трансцендентальное – водка, у второй – чулок с деньгами.

– Они верят в Бога, это и есть их трансцендентальное…

– Верят потому, что так принято. Вместе молотят, вместе жнут, вместе в бане парятся. Вместе и в церковь ходят.

– Вы неправы, Андрей Викторович. Вера живет в человеке с рождения. Христос нам заповедывал…

– Да что мне ваш Христос! – устало взмахнул руками Клюгин. – Таких безумцев, как он, в миру было пруд пруди. Взяли, выбрали одного и вот молятся на него. А я вам, голубчик, так скажу. Я когда в ссылке жил, много литературы по психиатрии прочитал. А потом вспомнил Евангелие, и меня словно молнией ударили: это же чистый клинический случай! Шизофрения. Вам знакомо это слово?

– Какая глупость…

– Нет, не глупость. Давайте еще выпьем, и я вам расскажу… все расскажу о Христе.

Клюгин быстро наполнил рюмки и заговорил:

– Так вот, Роман Алексеевич. Родился мальчик в Вифлееме у старого плотника Иосифа и его молодой жены Марии. В ту ночь была комета, а по иудейским верованиям под звездой рождаются только цари да пророки. Политические дела, надо сказать, в Иудее тех времен складывались весьма худо, – подчиненная Риму, она не имела собственного правителя. Ждали мессию, то есть попросту – царя Иудейского. Иосиф же, будучи человеком явно психически не совсем здоровым, женился уже на беременной Марии (иначе, посудите сами, какая бы молодая барышня пошла за старика), вбив себе в голову или точнее – услышав голоса, напевшие ему о высшей причастности к зачатию. Мария же тоже была не совсем нормальна. И вот в таких условиях растет малыш. С детства отчим-безумец и ненормальная мать внушают ему, что он мессия. Постепенно он сходит с ума, то есть становится настоящим шизофреником, бродящим без дела из города в город, резонерствуя и совращая слабохарактерных или таких же сумасшедших. У него настоящий шизофренический букет: раздвоение личности, мания величия, его одолевают видения и галлюцинации, он постоянно слышит голоса и разговаривает якобы со своим небесным отцом. Вся эта карусель длится довольно долго, наконец он становится слишком заметен, наместники боятся волнений, первосвященники – потери доверия народа, и вот его решают убрать. Его распинают. И вот здесь-то, милостивый государь вы мой Роман Алексеевич, происходит самое замечательное. Знаете ли вы, что такое шизофренический Schub?