– Знаю, мастер звонил. Тебе роба требуется?.. Пошли!
Он открывает шкафчик в углу вагона-бытовки, кидает на лавку рабочую одежду б-у.
– Держи, Балтика!.. На первый случай сойдет, после новую получишь на строй-дворе. Всё чин-чинарем!..
Изучающе понаблюдав за моими действиями, он усмехается всепонимающей ухмылкой.
– Тельняшка деловая, – замечает, перкатывая «приму» в губах. – Офицерам выдают или матросам тоже?
– Всем.
– Понятно.
Выпрыгнув из вагончика, бригадир командует зычным голосом:
– Ну-ка, мать моя старушка, выходи строиться!
Туча разномастных косынок расцвечивает насыпь во все цвета радуги. Парни держатся особняком. Егоркин – так зовут бригадира – расставляет людей: тяжелая работа, естественно, для мужчин – вырывать новый путь на уровень старого полотна, чтобы получилась одна плоскость; дамам – полегче: подбивать щебенку под шпалы.
По свежей щебеночной насыпи вьется рельсовая решётка, сверкающая от росы, как палуба эсминца с минной дорожкой.
– Когда-нибудь молотил на железке? – спрашивает бригадир, подходя ко мне.
– Читал «Как закалялась сталь».
– Ладно, станешь на домкраты с Терёхой.
Вооружившись шаблоном-ватерпасом, бригадир бегает взад-вперед по насыпи, вымеряет плоскость; неудовлетворенный, заставляет парней возвратиться назад, набивать домкраты заново. Женщины идут сзади с вибраторами-подбойками, подбивают щебенку под шпалы. Егоркин выплёвывает замусоленный окурок, приникает щекой к рельсу, командует издали:
– Слава, выше!.. Ещё!.. Терёха, качни ты!.. Балтика, поддай малость!.. Стоп! Пошли дальше.
Премудрость не велика, я стараюсь ни от кого не отставать, тем более, что женщины начинают наступать нам на пятки.
Работа кипит. Солнце набирает высоту.
Через два часа все в мыле. Парни сбрасывают куртки, остаются в майках. Студенты-практиканты из Конотопского техникума – два Витьки и один Санька – те вообще растелешиваются до плавок. Женщины тоже не стесняются: обнажаются до купальников, кто-то до ажурного бюстгалтера.
Бригадир даёт перекур. Все падают на траву под насыпь. Парни – по одну сторону дороги, женщины – по другую. Егоркин присаживается рядом со мной, прикуривает сигарету от сигареты.
– Ну, ты как, Балтика, не раскис?
– Нормально.
– Молоток! Так держать!.. Гляди, какое лето в этом году! Загляденье. Теплое. Сухое…Я давно такого лета в этой Чухляндии не видел, одни дожди.
Ты давно здесь служишь?.. Ну-у… А я, мать моя старушка, второй червонец разменял. Сначала, после ремеслухи, по Сибири колесил, потом сюда завербовался. В Курляндии жить можно!.. Ты из каких краёв?.. О, волжанин! Я там тоже детдомовскую кашу хлебал. Земляки, выходит!.. А до армии где молотил, или сразу после школы в военно-морское?..
– В речном пароходстве одну навигацию сходил, на Волге.
– Выходит, нашей путейской работы ни разу не нюхал?! Ну-у! – искренне восхищается он. – Молодец. Быстро освоился!.. Я уже подумал, что ты на чугунке чуть ли не пуд соли съел. В общем, я тебе третий разряд кину, не обижу!..
Высокая белесая трава шелестит над головой. Воздух пропитан запахом спеющих хлебов, ягод, яблок. Студенты-практиканты из Конотопа находят поблизости родник, стонут по очереди:
– О, це кайф!.
На обед путейцы всей гурьбой стекаются к вагончику, тот уютно примостился у ручья на опуке ореховой рощи. В вагнчике – жара, как в духовке; все располагаются на траве, в тени деревьев. Разворачивают скатерти-самобранки. У кого – что: рыба, колбаса, сметана в стеклянных баночках, хлопает лимонад, попахивает кофеек из термоса. Весёлая минута! Но не для меня.
