Романс с голубоглазой Эстонией - страница 19



Рядом на лавку плюхается парень в белой рубашке с погончиками. На обшлаге сине-зеленая рекламка «Монтана». Дорожную сумку он ставит у ног, закуривает «приму». Похож на моряка загранплавания, но курит дешевые сигареты. Ничего удивительно, я встречал адмиралов которые предпочитали «памир» душистому «мальборо», а самогонку – армянскому коньяку. Ветрок никидывет горьковато-сладкий дым сигареты. Вот уж год как я в очередной раз бросил курить.

– Что, курить охота? – парень в заокеанской рубашке встряхивает пачкой, чтобы я без труда мог выудить одну. – Кури, каплей! Не жалко.

Снисходительно наблюдая, как я прикуриваю, он интересуется по русскому простецкому обычаю:

– Что – ДМБ? Угадал?

– Так точно.

– Небось «по состоянию здоровья», а?

– По собственному желанию.

– Даже так. И куда?

Пожимаю плечами.

–Что, ехать некуда?.. Воспитанник нахимовского, что ли?

– Вроде того.

– Пошли со мной, – парень кивает в сторону железнодорожных путей. – Есть тут одна шарашкина контора – «Балттрансстрой» называется. Я три года назад молотил в «Таллиннстрое», знаю тут ходы-выходы. После уехал в Псков, женился. А теперь… В общем – обратно!

– Развелся?

– Вроде того. Хочу обратно в Таллинне кинуть якорь. Пошли?.. Тут пять минут хотьбы. Витька Комаров зовут, а тебя7..

В отделе кадров «Балттрансстроя» высокий блондин в красных ботинках поднимается нам навстречу.

– Слусаем фас, тофарищ моряк!

Тот же акцент, что и у адвоката. Витьку он почему-то не замечает. Я протягиваю документы. Просмотрев их, он удовлетворенно кивает головой:

– Нох, всё, пратишка, тут тебя и зеним! – он пододвигает бумагу и ручку. – Писите заяфление. А на сцёт это заразы как? – он щелкает себя под подбородком. – Моряки зазду удаляют кфасом?

– Как учили, – отвечаю, – ни больше, ни меньше.

– Ах, соо!.. Это – коросо. Знацит, так, тофарищ офицер, выпису фам направление в опщежитие. Так?.. Там у нас тефушек – пруть прути. Только смотрите не уфлекайтесь – палец откусыфают.

– Моряк курс знает, – поддерживает меня за спиной Витька Коморов.

– В таком теле курс трутно удерзать. Теперь – глафное. В какую бригату фас опретелять? Куда больсе тянет – вверх, вниз? – спрашивает кадровик. – У нас, снаете, профиль сирокий.

– Мне все равно.

Мне действительно все едино. Кадровик задумчиво барабанит пальцами по столу.

– Знацит, фы есть герой!? – инспектор снимает очки, чтобы получше меня рассмотреть. – Тругие, знацит, прихотят и нацинают диктофать условия – и то им не так, и это; а фы с корапля и – в пой! Коросо-о. Такие люти нам нузны. Выписыфаю направление к путейцам. Работа, понимаете, музская, а музских рук не кватает.

– Правильно! И мне – туда же, – обрадованно подаёт голос Витька Коморов.

– С фами отдельный разкофор, – инспектор склоняется над бланком направления..

– Кто ж там управляется, – спрашиваю я, – без мужских рук?

– Прекрасный поль, – шутит он.

– Серьезно?!..Где же Павки Корчагины? – пытаюсь шутить я. – Они что, перевелиь?

– Фот теперь фы пудете за Пафку.

Инспектор протягивает мне направление.

– Фсего коросего, капитан! Рапотайте, опзивайтесь; мозет и нафсегта останетесь, если эстонский ясык осфоите.

Выйдя из кабинета, я жду Витьку. С ним, действительно, происходит отдельный разговор, и отнюдь не на полутонах. Первый вопрос, который кадровить задаёт, мне вообще не задавался: почему тот желает поступать на работу именно здесь, в Эстонии?.. Витька, слышно через дверь, отвечает, что ему тоже некуда ехать, что ему здесь тоже нравится.