Роскошь ослепительной разрухи - страница 12
– Мария Ефимовна, а зачем вам это? Вы же не съедите.
– Из города дети приедут, внуки, племянники, просто людям раздам. У меня и козочка есть. На днях привезут мне внука Вовика. Ему три года, коровьего молока нельзя – аллергия! А козье можно, для него и держу!
Далеко за полдень, накормив гостей обедом – картошкой с козьим молоком – она спросила:
– Ты, Николай, со мной останешься, или с ней поедешь?
– С ней тётя Маня, с ней. А в субботу мы вдвоём улетаем ко мне.
– Даже так! Ну что ж! Я чужому счастью препятствовать не хочу! Скажу только своё мнение. Не по закону это! На всё бог положил своё время. Пока нет детей и внуков, козликай сколько хочешь, а как пошли дети да внуки, у бабы остаётся только долг: сидеть с ними, гулять, варить мужу суп.
– Старомодная ты старушка, тётя Маня! Застряла в своём совке: долг, ответственность и прочая ахинея! Какой долг? У человека один долг – быть счастливым!
– Ну, ну! Будь! Я не против. Ах, я забыла огурцы и помидоры! Подождите!
– Мы же улетаем, зачем нам твои огурцы!
Вечером Зоя Павловна пришла к Юле:
– Мать твоя совсем с ума сошла. От людей стыдно! В магазин хоть не заходи – спрашивают: «Как это Федя вашему гостю внук?» – «Никакой он не внук, чего вы выдумываете?» – «Да он сам сказал!» По всему селу люди трепят: ехала сегодня со своим дружишкой из Райцентра. Сели в автобусе рядышком, и всю дорогу ворковали как голубки: «Какая славная у тебя тётя, Коленька!» – «Это ты у меня самая, самая славная!» – «Ах, Коленька, мне с тобой так хорошо!» – «Царица моя прекрасная! Дай я тебя обниму!» – «Коленька, я с тобой хоть на край света!» – «Алечка! Там нам будет так хорошо!» Фу, срам-то какой! Хоть бы молчали! Зачем напоказ-то выставлять? Где там? На краю света им будет хорошо?
– Нет, тётя Зоя! Вы ещё не знаете. Она ведь уезжает с ним!
– Ах, батюшки! Да не может быть! Да где же граница бесстыдства тоооо? – завыла Зоя Павловна. – Вы-то как? Кто за Федей присмотрит пока ты на работе-е-е? Ведь он и не поест и за уроки не сядет без команды-ы-ы!
– Ей на это плевать. Для неё всё на свете застит её любовь.
– Юлечка! Племянница моя дорогая! Позвони ты ей, пусть к нам придёт, надо же уговорить её! Погубит она и себя и нас.
– Он ведь одну не отпустит – с ней придёт. А я при нём не могу спокойно говорить – опять в истерику впаду, как вчера.
В пятницу перед отъездом Альбина Николаевна сама пришла проститься с Юлей и Феденькой.
– Мама! Бабушка пришла! – обрадовался внук.
Юля подошла к матери, обняла и, обливаясь слезами горячо зашептала:
– Мамочка, не уезжай! Люби его просто так, переписывайся, звони… Или пусть он здесь остаётся…
– Это невозможно. У него бизнес, дом, сад, мать лежачая…
– Ах вот что! Мама! Неужели ты не поняла? Ему нужна не ты, а нянька!
– Эх, Юля! Ну откуда это в тебе? Почему ты ищешь в людях только плохое?
– Мама, я трезва, а ты пьяна! Ты не видишь очевидных вещей! Мамочка, не надо! Откажись! Скажи, что Федя без тебя пропадёт! Ты же знаешь, какой он рохля!
– Юля! С чего ты решила, что я вас бросаю? Мы приедем, сразу начнём подыскивать вам квартиру, через два-три месяца приедете к нам!
– Мама! Ну почему ты решаешь за меня? Ты спросила хочу ли я поехать к тебе, к нему?! Он мне противен! Гадок! Я его ненавижу!
– Правильно, Юлечка! Правильно ты говоришь! – раздался из прихожей голос Зои Павловны. – Как, Аля?! Как ты могла променять Васю – самого благородного человека на свете – на этого бессовестного негодяя! Он ведь позорит тебя на каждом шагу?