Роскошный лев - страница 15

Переходной возраст. Это класс 7–9, но самый прям топ – это восьмой класс. По крайней мере, у нас в саласпилсской школе. Помню, как на уроке математики, сидим, решаем задачу, одноклассница просто ни с того, ни с сего начинает рыдать. Встает и уходит. Все в шоке, не понимают, что случилось. Спрашивают, что случилось? Она отвечает – все, не могу, меня все достало, и выходит из класса. В восьмом классе и наш класс, и параллельные классы настигла волна марихуаны. Тогда это было очень популярно. Все реальные пацаны начали курить ее. Причем по несколько раз в неделю. Один из моих друзей и одноклассников, был в том числе. Он реально начал курить через день. Стал как-то странно смеяться, изменилось чувство юмора. Начал жестко прогуливать уроки. Потом начал не успевать по многим предметам. К девятому классу все настолько ухудшилось, что у него даже возникли проблемы со здоровьем. Повышенное давление, сердце. В итоге не сдавал государственные экзамены в девятом классе. По причине, что ему нельзя нервничать, так как может подняться высокое давление, что очень опасно. Я почти уверен, это от того, что он часто курил марихуану. Да и покупал он ее, и «Цыган». Непонятного качества и происхождения. Я даже не помню его последние месяцы девятого класса. Он куда-то пропал. Я его встретил потом, через лет семь или девять, случайно в Риге. Он выглядел очень хорошо. Шел с полными руками пакетов. Я спросил – как дела? Он сказал, что занялся бизнесом, открыл магазин, занимается ремонтом телефоном. В общем, на наркомана он больше не был похож. Очень рад за него, и я был уверен, что он в жизни добьется успехов. У меня с переходным возрастом сильных проблем не было. Марихуану я пробовал несколько раз, но совсем не много, и ни разу ничего не было. До одного раза, пока мне не стало обидно, что все тащатся от нее, платят ведь еще деньги, и я в том числе, а ничего не происходит. Один раз собрались покурить, и прям так, чтобы в этот раз накурило и хватило. Шурис достал марихуану, курили через бурку. Помню его наставления, если хочешь, чтобы накурило – сильно вдохни и не выдыхай, даже если захочешь кашлять. Затянулся, задержал, и как накурило. Прямо сразу, по самые ноги. И тут понеслось, отрывками помню, что происходило. Вот мы куда-то идем. Вот мы у подъезда Гусева дома. Зачем? Вот мы у дверей, кто-то звонит в двери. Вот говорит с сестрой Гусева. Вот мы уже на улице, на скамейке. Дальше – хуже. Глюки. Какие-то люди, что-то говорят. Секунда, и никого нету, и не было. Ну, а потом я блевал пару часов, и мне было нереально плохо. Так я закончил с марихуаной на много много лет. И очень боялся любых наркотиков. В это же время, многие из моих ровесников и знакомых переходили с марихуаны на психотропные таблетки. Я никогда не интересовался, что это было, и как они себя ощущали. Наоборот, боялся этого всего. И всячески пытался обходить даже разговоры об этом. Благо моя компания, вся была такого же мнения.

Про этого старого друга я решил написать отдельную главу, так как он очень сильно на меня повлиял в ранние годы. Именно он был истинным демократом и капиталистом по жизни. Очень широкого и масштабного взгляда пацан. Я же был полной противоположностью. Чисто русский пацан, не думающий дальше своего носа, такой же, как все. Немного про Каспара. Он на год меня старше. Он жил на Горке, на моем районе. В месте, где жило девяносто процентов русских семей. Остальные десять процентов латышей гуляли на Горке, они шли или ехали в Силаву или Савхоз, где преобладала латинская диаспора. Потому, что ж те времена русские били латышей, и они очень боялись русских. Били просто так. Ты кто? Ответ, кас? На тебе в глаз, и били латыша по лицу. Русская школа часто делала набеги на латышские. Понятно, почему латыши так сильно ненавидели русских. Маго того, что их землю оккупировали на пятьдесят лет, так и после их еще били просто так. Каспар же никуда не прятался, и не собирался ездить в латышские районы. Он был с Горки. Но самое интересное – он никогда не скрывал, что он латыш, мало того, он одевался как чистый латыш. Много раз получал за это под глаз, за спущенные штаны, за длинные волосы. Но ему было все равно.