Россия. 1917. Катастрофа. Лекции о Русской революции - страница 18

Я думаю, много непохожего между сегодняшним днём и теми днями. Среди огромного количества людей, которых я сейчас назвал, можно найти людей более умных и более глупых, более, если угодно, своекорыстных и более жертвенных, более легкомысленных и более серьёзных. Но назвать людей, предающих родину, назвать людей, которые войну используют для себя, а не для победы, нельзя. Родзянко и Император, генерал Поливанов и генерал Сухомлинов, генералы Брусилов и Рузский, промышленники Коновалов и Гучков – все они были равно патриотами, любившими свою страну, мечтавшими о её благе, не стремящимися сделать её кормушкой для самих себя, а стремящимися к славе и процветанию России в их понимании. Это, конечно, невероятно отличает ту Россию от нынешней. Дума была серьёзной, и царские министры, хорошие или плохие, но кроме двух-трёх совсем одиозных личностей, действительно разбирались в том, чем они занимались, и разбирались хорошо, на уровне западных министров, западных специалистов. То была другая Россия. Там был реальный частный капитал, там была традиция чести во власти и в обществе. И трагедия в том, что эта Россия не смогла увидеть свой путь и в борьбе друг с другом открыла путь всецело деструктивной стихии в лице большевиков и так погубила себя.

Мы сейчас имеем перед собой совершенно другую страну. Страну, привыкшую к цинизму и лжи, к лицемерию и своекорыстию. Страну, где патриотизм является лишь словом, за которым нет никакого положительного содержания у одних, и безумством без какой-либо созидательной силы у других. У нас почти нет частных настоящих капиталов. Нет ответственного отношения к собственности и ответственного отношения к власти. Нет знаний, полученных в хороших университетах. У нас мало что есть сейчас. Но самое главное, чего у нас нет, как и тогда, в 1916 году, у нас нет никакого доверия власти к обществу, а общества к власти.

Что нам принесёт 2017 год? Наша война пока не так трагична. Наш экономический кризис намного ужаснее. Тогда у нас были сильнейшие союзники: Англия, Франция, Соединённые Штаты. Теперь у нас нет почти никого. Что будет? Я не решаюсь давать предсказания. Но я могу сказать только одно – ситуация бесконечно серьёзная и во многом напоминает ту, столетней давности. Как и тогда, сто лет назад, перед нами открыты возможности. Только их надо осознать и ответственно подойти к их осуществлению. Беда в том, что происшедшее после 1917 года научило нас не ответственности, а крайней безответственности. А это усугубляет нашу трагедию и делает её ещё более труднопреодолимой.

Вопрос. В середине этой лекции вы высказали мысль, что никакая культура, никакое образование не есть гарантия человека от того, чтобы не впасть в обман и не натворить жутких мерзостей, которые потом становятся страхом для целого поколения, нескольких поколений людей. А вот вы, как историк, можете ли сказать то, что могло бы если не гарантировать, то повысить устойчивость к подобного рода заблуждениям?

Ответ. Могу. Это твоя собственная совесть. Это именно твоя собственная совесть. Когда ты спрашиваешь у своей совести, хорошо ли брать землю у другого, жизненное пространство для процветания твоей страны, твоя совесть скажет – нет, правда же? Ну чем же другой хуже тебя? Хорошо ли убивать, посылать на смерть своих людей ради того, чтобы, может быть, их дети жили на чужой земле? Нет. Хорошо ли истреблять одни социальные классы ради счастья других социальных классов? Нет. Народы? Нет. Совесть помогает, и всегда есть правильный ответ. И в Германии находились люди, которые говорили, что это безумство. И в России. Но их было крайне мало. Вы знаете, что в самом начале войны 1914 года в России, если мне не изменяет память, два литератора, два поэта выступили против войны в принципе. Не против этой войны, а против войны в принципе, и этой в частности. Не за поражение своего правительства, как призывал Ленин, а против войны как таковой. Это Максимилиан Волошин и Зинаида Гиппиус. «Всякая война… – писала Гиппиус, – носит в себе зародыш новой войны, ибо рождает национально-государственное озлобление». Все остальные в той или иной степени приветствовали войну и шли на фронт.