Россия и мусульманский мир № 10 / 2014 - страница 20

С одной стороны, в публицистике современная трактовка понятия «черкесский вопрос» прямо отождествляется с «трагическими проблемами черкесского народа», которые носят исторически заданный объективный характер. Они восходят к Кавказской войне и с тех пор так и остались неразрешенными. Их суть в том, что «Страна адыгов – Черкесия – исчезла с карты мира, а черкесский народ подвергся геноциду со стороны Российского государства и был изгнан с исторической Родины, потеряв население и большую часть территории». Соответственно, под «справедливым решением черкесского вопроса понимается реализация гарантированного международным правом естественного права адыгов жить на своей земле единой нацией» [Кеш, 2011; Темиров, 2011].

С другой стороны, отдельные аспекты рассматриваемого «вопроса», особенно тема геноцида, в связи с сочинской Олимпиадой рассматриваются как антироссийский политический проект радикального крыла черкесских национальных организаций и внешних сил, враждебных России, проект, не имеющий под собой объективных исторических оснований [Зимние… 2011]. Указывается также, что хотя термин «черкесский вопрос» стал получать большое распространение и обрел, таким образом, некую легитимность, на самом деле подавляющая часть адыгейцев, кабардинцев и черкесов не рассматривают в качестве «самого актуального для их жизни требования признание геноцида адыгов, переселения на российский Кавказ иностранцев кавказского происхождения… Актуальным содержание “черкесского вопроса” является преимущественно для этнических антрепренеров, активистов и этноидеологов, концентрирующихся в основном в этнических организациях или вокруг них» [Цветков].

Так существует ли «черкесский вопрос» объективно? О «вопросе» в общественно-политической жизни принято говорить в тех случаях, когда статус (положение, ситуация) некоего объекта или субъекта отношений является в данной их системе формально неопределенным, неустойчивым и / или спорным. Помимо объекта или субъекта, составляющего собственно его предмет, в эту систему отношений вовлечено, как правило, еще несколько участников. Неопределенность / неустойчивость ситуации составляют необходимое, но недостаточное условие возникновения того или иного «вопроса». Если status quo никем не оспаривается, «вопроса» нет. Он превращается в реальность, когда кто-нибудь из акторов «ставит» его, вводя в политическое пространство. Там он остается до тех пор, пока для каждого из участников одностороннее его решение в своих интересах оказывается либо невозможно, либо сопряжено со значительными издержками и риском, либо пока не будет найдено согласованное решение, удовлетворяющее основных участников процесса.

С использованием предложенных критериев понятие «черкесский вопрос» в самой общей форме может применяться для обозначения исторических ситуаций, в которых наличный политический статус Черкесии и / или черкесов оспаривается и становится предметом взаимодействия (дискуссии, конфликта, сотрудничества) по меньшей мере двух политических акторов, независимо от того, используется ли при этом соответствующий термин. При таком подходе «черкесский вопрос» получает представление не как обсуждаемый предмет сам по себе, а как ситуация его обсуждения. И в этом качестве он существует вполне объективно и возникает в истории не впервые.

Если говорить не в терминологическом, а в содержательно-политическом плане, «черкесский вопрос» возникает в середине XVI в. как вопрос о международно-политическом статусе тех или иных черкесских территориально-политических образований в системе отношений России, Османской Турции и ее вассала – Крымского ханства. Конфликты основных субъектов данной системы отношений и ее эволюция в конечном счете и привели к результатам, которые лежат в основе дискуссий по современному «черкесскому вопросу».