Россия распятая - страница 24



Это чувство мучительного одиночества я уже давно выразил в своем раннем автопортрете. Высокая заснеженная лестница, устремленная в бесконечность. Как мал человек на этой холодной, пронизанной жестокими ветрами лестнице жизни, как труден подъем… Я счастлив, что помню людей и атмосферу духовной жизни той навсегда ушедшей России. Я счастлив, что родился в самом красивом городе мира – Санкт-Петербурге. Каждый прожитый час, каждый день, каждый год уносит нашу жизнь от незабвенных берегов Рая великой России, потопленных в крови. Сегодня заговорили о русской цивилизации и пишут о ней с восторженным изумлением перед ее величием и значением для человечества. Наша многонациональная страна была единой и неделимой в своем потоке созидания, миролюбия и в высочайшей культуре Русского Православного мира.

* * *

Великий Достоевский сказал однажды: «Боже, верую! Помоги моему неверию!». Неустанно, покуда бьется мое сердце, пока я могу творить, буду молиться: «Боже, спаси и сохрани Россию!». И сегодня, в страшные времена мрака и смуты, я, как все, уповаю на чудо ее возрождения! И какой лучезарной надеждой спасения исполнены слова Евангелия: «И свет во тьме светит, и тьма не объяла Его».

Часть I

Глава I. Страницы моей родословной

«Его совсем не слышно…»

Не так давно, когда мне исполнилось 70 лет, я узнал номер дома и квартиры на Плуталовой улице, куда меня привезли из роддома. Я с трепетом вступил на плиты когда-то роскошного подъезда с разрушенным камином и такой ныне обшарпанной лестницей. По сей день квартира 15 в доме № 26 на втором этаже – коммунальная, а самую большую комнату с сохранившимся, как мне сказали, камином купил «иностранец» – украинец. Ключ он увез с собой… Во дворе осенний косой дождь словно обстреливал лужу, стараясь потопить одинокие желтые листья, гонимые ветром петербургского ненастья. Мяукала на ступенях искалеченной мраморной лестницы кошка…

…На пожелтевшем конверте рукой моей тети написано: «Письма о рождении Ильюши». Моя бабушка, Елизавета Дмитриевна Флуг, в девичестве – Прилуцкая, происходившая из старинного дворянского рода, писала эти письма своей дочери Агнессе, родной сестре моей матери.

Я привожу эти интимные письма, которые могут представлять интерес не только как документальные свидетельства о начале моей жизни, но и как свидетельства эпохи того времени.


12 июня, четверг, 1930 г.

Дорогая Агенька, сегодня получила твое 2-е письмо… где ты пишешь, что я неверно адрес написала… Неужели пропадут мои письма, главное, – последнее, с известием, что у Олечки родился сын. Я обещала тебе на другой день, а вот и два прошло, все никак не успела. Расскажу все подробнее.

8-го, в Троицу, часа в 4 утра Олечка постучалась ко мне, говоря, что у нее очень живот болит. «Наверное, расстройство». Я, конечно, увидела, что это не то… И решили, что лучше идти. Часов в шесть – седьмом они с Сережей пошли пешком в больницу, а я со смятенной душой пошла к ранней обедне, выстояла всю, потом еще молебен был. Сережа вернулся, а к 9-ти, когда дают справки, снова пошел. Олечка писала письма, очень хотела домой. Ее даже перевели в отделение выздоравливающих, рано пришла. И 9-го навещали ее (т. е. только письмами обменивались). Когда приходила – слышала чужие стоны, и душа надрывалась. Вечером 9-го она была уже в родильной палате, но схватки были слабые, все же Сережа просил ночью позвонить, если что будет. Я долго не раздевалась, поджидая звонка. Утром пошла туда, потом узнала, что у нее схватки сильные. Я места не находила, пошла побродить и сидела в церковной ограде. Вернулась домой, и Лиля сказала мне, что звонили: у Олечки сын и все благополучно.