Один из таких вопросов и стал камнем преткновения в родственной беседе.
– А где вы работаете? – поинтересовался Пусик.
– Временно не работаю, – туманно определил свой социальный статус Мурзин.
Мусик неодобрительно покачала головой, и крупные бриллианты в ее аккуратных ушках вспыхнули и засияли ясными звездочками.
– Это как же? – не поверил Пусик. – Совсем не работаете?
– Ну, не совсем, – замялся пьяный Саня и неожиданно для себя самого выпалил: – В мафии я.
– Как в мафии? – ахнула Мусик. – С бандитами?
– Ну, не то чтобы… – стал оправдываться Мурзин и выдал чистую правду, весьма актуальную на данный момент. – На паперти я стою. Нищенствую. Около церкви. Вы же сами видели.
Все замолчали.
Потом Милочка неуверенно протянула:
– Это Мурзик так шутит.
Пусик первым оправился от удара.
– Мне тоже приходилось бывать в вашем храме. Очень приличное место, в центре города.
– Ага, и подают охотно, – подтвердил Мурзин.
Мусик вежливо добавила:
– Я тоже неоднократно там бывала. Священником в храме отец Евгений работает. Очень приличный молодой человек. Он что, про вашу мафию не знает?
– Почему не знает? – удивился Саня и похвастался. – Знает, сам при деле.
– Как это «при деле»? – осторожно осведомился Пусик.
– Крышует он нас, – пояснил Мурзин, чувствуя, как от сытого живота веселый жар распространяется по всему телу.
Он наслаждался счастливым ощущением беспредельной свободы и острого, озорного куража, когда хочется петь, кричать, смеяться. И совершенно безразлично, что о тебе подумают окружающие.
– Так ты мне всё врал! – ужаснулась Милочка.
– Врал, – охотно подтвердил окончательно захмелевший Саня.
– Убирайся! Я тебя больше не люблю! – закричала возмущенная Милочка.
– И я тебя не люблю, – искренне ответил Мурзин бывшей любимой. И добавил: – Кошка ты драная!
Милочка зарыдала, а Мусик с Пусиком растерянно замолчали.
– Пойду я, – подытожил Саня.
Он взял со стола куриную ножку с заворотом и, кивнув на прощание, двинулся к выходу.
Останавливать его никто не стал.
На ходу доев вареную курицу, Мурзин сел в маршрутку, заплатил за проезд двумя уцелевшими монетками и уже поздним вечером добрался до церкви. Там было пусто и темно.
Саня побродил вокруг, подергал плотно закрытую дверь. Потом прислонился к ней горячим лбом и тихо заплакал от тоски и одиночества.
Вдруг из тишины раздался чей-то встревоженный голос:
– Что с вами? Заблудились? Может, плохо вам?
– Не заблудился, – ответил Саня. – Но плохо мне. Уж так плохо…
Пожилой мужчина крепко взял Мурзина под руку и повел его в маленький домик в глубине церковного двора. Там сторож усадил Саню на старый диванчик и налил горячего сладкого чаю. Мурзин рассказал этому доброму человеку обо всех невероятных и диких событиях понедельника.
– В общем, все хреново. Плохо то есть, – поправился Саня, вспомнив, где находится.
– Знаю я такое, – согласился сторож. – Как будто Бог свет выключил. И со мной было.
– А что, бывает, когда Бог выключает свет? – с интересом спросил Мурзин.
– Темнота, – серьезно ответил сторож. Он выключил свет в своей комнатке и сказал: – Ложись отдыхать, парень. Тебе поспать надо.
Так Саня Мурзин, сын понедельника, оказался в темноте. В прямом и переносном смысле этого слова.
