Остров его, а шагнуть некуда – всё, с чем остался Енокентий. Он, не имеющий зрительной памяти, охватил взглядом пригорок, увидел каждого по отдельности и словно сфотографировал. Никто не знал его, никто не знал с чем он приехал. Он ни кому не успел насолить, но лишь единицы, может десяток, не знали что делать. Взгляд выхватил зелёную блузку – на лице растерянность и беспомощность, толпа сдавила её, сдавила всех – остановись, затопчут. «Он сегодня выпил только кружку молока» – Голос Нины Васильевны, стоявшей меж ним и толпой, пересилил рёв. Она сумела на шаг опередить стихию, развернуться к наступающим и крикнуть. Почему она крикнула о молоке? Почему? Ни откуда взявшийся, боковой порыв ветра поднял на пирсе лист профнастила, с грохотом ударил его о бетон, вновь поднял вверх, закувыркал и без звука, торцом втолкнул в рябь воды. Головы интуитивно повернулись к морю. Минутой замолчала жизнь. На горизонте виднелись очертания судна. Енокентий не обрадовался, он уже согласился принять судьбу. Ему было безразлично, паром ли вернулся, чтобы забрать наследие своей деятельности – заключённых, или, после устроенной сцены олигарху, возвращалась секретарь
Был не паром и с борта катера спускалась не милейшая Любочка. По трапу, чеканя шаг, с оружием спустились пограничники соседнего государства Панае. Офицер, в гордости за страну оценившего его наградами и должностью, сошёл последним. На русском языке, с незначительным акцентом, потребовал старшего. Толпа повернулась к хозяину острова. Часть лиц в радости «Хорошо, что не успели на вилы поднять. Без нас поднимут?». Енокентий подошел, подал бумагу. Он, вновь стоял не зная в какую сторону свернёт судьба – На бумаге печатей много, а шея одна и та голая и на всём острове, с его стороны одна кормилица.
«Енокентий Трифонович, у нас частная собственность превыше всего. Мы рады приветствовать нового собственника острова, готовы выделить кредиты, оказывать помощь. Взять под свою защиту. Заметив на берегу охранников лагеря, офицер продолжил – У вас четыре пистолета на сорок квадратных километров, но мы поможем – К хозяину вернулась способность говорить – Согласно договорённостей, со стороны продавца нам обещана годичная охрана и даже субсидирование жизнеобеспечения граждан – Годичная охрана? год быстро проходит. Мы придём к окончанию срока, вот наш флаг. Надеюсь, следующим летом мы будем жить совместно, под ним».
Толпа за время разговора спустилась вниз, окружила. У офицера, потускнели награды, он перешёл на родной язык. Отдал команду. Солдаты также как и спустились – ловко и быстро взлетели на катер. Делегация на катерок.., а толпа к нему. Нину Васильевну не отыскать. Впереди «Мы вас ждали. Мы вам верим».
Он давно знал, знал твёрдо – власть не для него. Понимая, порой через полвека поступки людей, сказанное, он не мог быть лидером, он не мог возглавить двоих, не веря и одному, лесть же воспринимал за действительную составляющую своей особы. Усталость от стихии знакомства обессилила Енокентия. Уйти, закрыться, остаться одному на всю весну, но как останешься? Напротив четвёрка «Мы вам верим! – Они быстро поняли: не будет его, будут оставившие флаг – Спасибо. Осмотрюсь. Через неделю, за час до начала рабочего дня соберёмся, что успеем обсудим». Четвёрка ждала другого, остальным безразлично.
Енокентий вернулся в гостиницу, закрыл дверь на замок и щеколду. Напился и обессиленный упал на диван. В его отсутствии, комнату украсили картиной местной тематики: на косе, размытыми штрихами обозначен рыбак, слева, вверху полукруг – ни солнце, ни облако? Рыбак вдали, и не видит, что волна уже перекатывается через перемычку соединяющую землю с берегом.
