– Принято, – слегка улыбнулась я, ликуя в душе так, что чуть искры из глаз не посыпались.
Ещё бы! Сам Кулинич! Он ставит модные нынче мюзиклы и старые, добрые оперетты. Я могла бы попробовать свои силы и там, и там.
– Вот, за что я люблю тебя, Илонка! – Похвалил Гришаня, поднимаясь с кресла и плюхаясь на диван со мной рядом.
Он обнял меня за плечи и поцеловал в щёку. Я ощутила крайне неприятный запах его пота. Опять он забывает принимать душ, возвращаясь домой! Язык уже оббила, говорить об этом! Впрочем, не стану беситься. Меня в любом случае скоро здесь не будет, и пусть из-за него выпрыгивает от злости из тапочек кто-нибудь другой.
– За что же ты меня любишь? – Бесстрастно поинтересовалась я.
Как будто человека и впрямь любят за что-то! Много ты понимаешь в любви, придурок!
– Сказали тебе, что надо очаровать Кулинича, значит, надо его очаровать. Всё. Никаких вопросов. А эта начинает тут…
– Он один приедет? – Спросила я.
– Нет, к сожалению. К нему, словно репей, прицепился один оперный звездун… Милославо… Ярославо…
– Билославо, – подсказала я. – Марио Билославо. Он тоже приедет к нам в гости на новогодние праздники?
– Да. Уж очень господин итальяшка хочет насладиться настоящей русской зимой. Вот, будет прикол, если всё растает к ядрени матери и потечёт грязюкой в разные стороны!
Гришка снова залился весёлым смехом. Я тоже вежливо улыбнулась его шутке.
– Кулинич вроде был женат на Летицкой, – начала я.
– Развелись! – Досадливо махнул ручищей Гладышев. – Совсем за светской хроникой не следишь? Чем голова занята? – Ласково поинтересовался он, целуя меня в макушку.
«Тем, как избавиться от твоей противной рожи!» – Подумала я со злостью, а сама произнесла с милой улыбкой:
– Спасибо.
Это не Гришке, а Антонине Тимофеевне, которая принесла для меня чашку чёрного кофе без сахара и фруктовую нарезку из хурмы, банана и лимона, как я люблю. Всё-таки она милейшая женщина! Мне её будет не хватать у себя дома на Кожухе.
– Слушай, Илонка… Меня только что осенило… – Начал Григорий, когда домработница удалилась. – Почему он везде таскается с этим итальянским соловьём? Вдруг он с девочек перешёл на мальчиков, и у них любовь?
Гришка побагровел от своего предположения, а я залилась смехом.
– Это исключено, – заверила я его, просмеявшись.
– Почему? – Возмущённо поинтересовался Гладышев. – Ты настолько хорошо знаешь вкусы Кулинича, что…
– Нет, – пресекла я поток его догадок. – Я неплохо знаю Билославо. Он никого на свете не любит, кроме одного человека…
– Кого? – Нетерпеливо спросил Гришаня, охочий до всяких сплетен.
Я выдержала эффектную паузу и произнесла с пафосом:
– Себя, неповторимого! Единственного на всём белом свете Марио Билославо!
– Хм… Интересно, – Гришка яростно зачесал свой кудрявый, чёрный с небольшой проседью затылок. – Значит, Кулиничу можно спокойно подсовывать Катьку и… Что?! – Прервал он сам себя возмущённо. – Что ты так на меня смотришь? Станислав Петрович сам сказал, что ему надоели все эти великовозрастные светские шалавы! Он чистую, благовоспитанную девушку хочет в жёны. Чем ему Катька не жена, скажи, а?
– С кем ты сейчас споришь? – Невинно поинтересовалась я. – Уж не сам ли с собой?
– Не надо! – Григорий вскинул указательный палец в предостерегающем жесте. – Вот, этой философии мне здесь не надо, ладно?
– Философия, между прочим, была вполне себе жизнеспособной штуковиной, пока лучшие умы Востока и Запада не превратили её в болото бесплодных умствований. Это раз. И потом, ты уверен, что твоей сестре будет с ним хорошо? Это всё, о чём я хотела тебя спросить.
