Есть нечто общее между идеями Платона и тем, что го ворилось о логосах творения. В обоих случаях есть два мира: один мир – тварных вещей, а другой – мир их логосов, их идей, которые содержатся в Боге. Но есть между ними радикальное различие, и в первую очередь оно проявляется в том, что связано со свободой. Для того чтобы пояснить, что имеется в виду, обратимся к науке. Когда в середине XVII века начинала возникать современная физическая и математическая наука, ученые, и в первую очередь Галилей (имя, которое мы связываем с новой наукой), шел по пути Платона. Это было очень эффективно, действовало в течение нескольких сотен лет и в каком-то смысле действует до сих пор. Галилей рассматривал мир на платоновский манер, он писал, что природа есть книга и она записана на языке треугольников, кругов, во всяком случае – абстрактных математических символов. Он и его последователи изучали все, что находится в эмпирическом мире, через то, что находится в абстрактном математическом мире. Возникло такое представление о тварном бытии, согласно которому все в нем подчиняется железным математическим законам, и движение любой частицы, один раз начатое, по этим непреложным математическим законам будет продолжаться, так что гипотетически можно проконтролировать, что будет с этой частицей в течение всего ее вечного пути. Уже в XVII веке радикальные последователи такой точки зрения, в частности Лаплас, выражали ее следующим образом: если известны начальные условия, то можно точно предсказать, какие исторические события произойдут в то или иное время.
В 1920–1930-х годах выяснилось, что законы классической физики имеют ограниченное действие. Когда мы рассматриваем материальный мир на самом фундаментальном уровне, то этот железный детерминизм нарушается, и ответные действия являются непрогнозируемыми, свободными. В основе не только действий человека, человеческих сообществ, но даже в основе действий материи, которую мы грубо называем неживой, ее элементарных частиц лежит свобода. (Когда мы говорим о свободе применительно к природе, мы имеем в виду не наличие сознания, а отсутствие детерминизма, принципиальную непредсказуемость.)
В этом отношении Божественное слово, логосы творения ближе ко второму варианту, потому что, когда Бог говорит: …да будет свет (Быт. 1: 3), это не приказ, не повеление, которого нельзя ослушаться, это призыв, это благословение, это предложение, на которое можно согласиться или нет. И это относится не только к человеку. И происходит это не потому, что Бог слабосилен, что Он не имеет такой власти приказать, чтобы всё и все Его слушались и беспрекословно выполняли Его слова – совершенно однозначно и точно. А тайна творения, в которой сосредоточено все связанное со взаимоотношениями Бога и мира, заключается в следующем: Бог Сам свободен и Он даровал свободу творению. Это входит в Божественную волю. Таким образом, Бог не командует, а предлагает. Божественное вседержительство состоит не в том, чтобы всех «схватить за горло железной рукой», как это входит в парадигму классической науки, чтобы все контролировать, чтобы все знать, всем командовать. А Бог Своему творению (не исключительно человеку, про человека это более понятно) дал возможность свободно согласиться или свободно отказаться. И проявляется эта возможность реально не только в человеке, который нарушил заповедь о невкушении плода с древа познания добра и зла, но – во всем творении.
