Доберутся до яйца –
Трах иглу … И нет отца!
Довести способны дети
И бессмертного до смерти.
– А ты говоришь – богатство.
– Красиво ты меня. Но мы живём будущим. А ты почему не на работе?
– Я же работаю в газе…
Валентина, жена Владимира, быстро отреагировала:
– Да, да, в газе! – и смешно щёлкнула себя пальцем по горлу.
Владимир рассмеялся и произнес, обращаясь к жене:
– Валя, я тебя обожаю. Ты так неумело пользуешься этими жестами.
– Потому что работаю не в газе.
Лена состроила забавную гримасу, что у всех вызвало улыбку.
– Не столовая, а литературный кружок. Но самое интересное: сколько людей, столько и мнений-суждений.
Мы вспомнили про остывший чай, но тут нас окликнули:
– Катковы, мы закрываемся. Просим вас на выход.
Двадцать второго августа 1985 года мы проводили в жизнь сразу двух своих деточек. На вокзале я им сказал:
– Будем ждать вас на этом перроне с дипломами.
– Ой, нескоро это будет.
– В народе говорят: «Самый длинный путь начинается с первого шага». Всегда идите по жизни с высоко поднятой головой. Уверенность привлекательна.
Честно признаюсь, радости или хотя бы чувства удовлетворённости я не испытывал. Нежность и жалость – вот что рвало мою грудь. Прощаясь у вагона, я дал Серёже листок бумаги, а Маша обняла Лену и что-то нашептывала ей на ушко.
Проводили, едем домой, Маша спрашивает:
– А что за листок ты дал Серёже?
– Да выписал молитву о сыне из того нижнетагильского молитвослова и передал ему.
– А я выучила молитву о дочери и прочла её Лене.
– Прямо-таки на память?
– Не веришь? Слушай.
Молю тебя, о Дева Пресвятая,
Даруй здоровье девоньке моей,
Ты ведаешь, о чём душа мечтает –
Дай в жизни ей побольше ясных дней!
Прошу ей счастья, красоты, удачи
И много-много радостных минут.
И пусть она поменьше горько плачет,
И пусть часы счастливые бегут.
А если вдруг кого-то ненароком
Она обидит, злобы не тая, –
Я знаю: будет для неё уроком
Святая строгость и любовь Твоя.
И коль она по слабости душевной
Не сразу путь свой в жизни обретёт –
Ты помоги молитвой ежедневной
Вернуть к Тебе души её полёт.
– Да, душевная молитва.
– Вот и пусть с Богом отправляются во взрослую жизнь. За ужином Маша вновь заговорила о детях.
– Знаешь, что меня мучает? Чувство неуверенности в том, что мы сможем содержать их. Ты представляешь, сколько им надо денег? Минимум по СТО рублей КАЖДОМУ и КАЖДЫЙ месяц, а у нас нет таких денег.
– Да, ты права, у нас осталось что-то около семисот рублей, но нам надо искать жильё. Сколько оно будет стоить? Юрика одевать в школу надо.
– Э-хе-хе. С деньгами не так хорошо, как без них плохо. Мне надо искать работу. Поговори в отделении, может, я дояркой пойду или на откормочный.
– Нет, Машенька, ты уже работала дояркой. Вот купим себе хату, и будешь домашним хозяйством заниматься. Там и доярка, и копалка, и прополка, и готовка, так что полный набор удовольствий тебе будет обеспечен.
На работе я всё время спрашивал, где какая хата продаётся. Подсказали мне, что в Кучугурах продают дом Чибирковы. Поехал посмотреть. Батюшки, они просят за него пять тысяч. И за что? Дом большой, но неблагоустроенный, удобства на улице, отопление печное. С осени до лета не подъехать – мочаки.
Потом сказали, что там же, в Кучугурах, рядом с Ленкой Лычёвой продаётся хата. Поехал, посмотрел. Это не хата, а шалаш. Маленький коридорчик на две пары обуви и одна небольшая комната с русской печкой без плиты. Тётка Ленка дала адрес хозяйки хаты, разыскал я её в Рыздвяном на улице Степной, а она за неё цены не сложит. Батюшки, за что там тысячу платить? Снизила до семисот – и ни рубля больше. Уехал я. Пусть остынет от торгов, может, через недельку ещё скинет, а я пока дальше поищу.
