Веррет. Веррет. В его имени было и дыхание ветра — того, что летит с равнин, и аромат вереска, окутывающего холмы сиреневым покрывалом на излете лета, и горделивость вепря, небрежно попирающего цветы мощными копытами. Я встретилась с ним лишь однажды, но с тех пор шептала его имя каждую ночь в окно, снова невольно заражаясь детской верой, что прошептанное сбудется. И каждый раз имя звучало иначе, наполняясь новым смыслом и ароматом.
«Возможно, мы еще когда-нибудь встретимся с вами, Джессейра», — слышала я словно наяву, и снова, как и тогда, руки становились потными, а горло, наоборот, пересыхало. Хриплые нотки в мужском голосе летели искорками от костра, что горит на дальнем холме, вызывая непреодолимое желание побежать к нему через мокрые травы, раздвигая руками густо-синюю ночь, в которой, как в киселе, запутались зеленые светлячки.
На бал-маскарад меня взяли, чтобы я помогала сестрам.
— Джесс, подержи шубку!
— Джесс, у меня, кажется, локон выбился сзади из прически. Поправь!
— Джесс, расшнуруй чуть-чуть корсет, а то по приказу матушки горничная меня так затянула, что я вздохнуть не могу.
Джесс! Джесс! Джесс! Я слышала это постоянно, но смиренно принимала правила игры. И на праздник Отверзания весны в усадьбу Еловой горы меня тоже позвали заодно. Этакий довесок к благородному графскому семейству. Но я все равно радовалась: сестры не часто брали меня на бал, поэтому уже с утра я была полна возбуждением и радостью.
Дорога проходила через лес. Солнце, раскалываясь на горящие осколки, тонуло среди еще голых веток деревьев. Я опустила стекло кареты, радуясь тому, что мы ехали без графа и графини. Вдохнула весенний запах — талого снега, чьи покрытые черной корочкой островки еще задержались в ложбинках, мокрой хвои и их — первоцветов. Тонкая хрустальная ниточка аромата, да что ниточка — тончайший волосок. Неуверенный и освежающий, он долетал из глубины просыпающегося леса, плыл среди холодных ветвей с пока твердыми капельками непроснувшихся почек, но я смогла вычленить эту хрустальную нить из общего клубка лесных ароматов, потянула за нее и усилила. Начала плести кружево, а затем укуталась в эти нити, как в тончайшую шаль. Мисси, сидящая рядом, ахнула.
— Пахнет цветами, — мечтательно сказала Долли, а Катти тихо сказала:
— Хочу такую туалетную воду, — и со значением поглядела на меня.
Конечно, магия скоро рассеется, но час или другой я смогу удерживать вокруг себя флер первых цветов.
— Виконтесса Катриана Леблер, виконтесса Одолира Леблер, виконтесса Амисилия Леблер и госпожа Джессейра Варкуш, — получив наши приглашения, слуга вычеркнул наши имена из книги гостей и с поклоном открыл дверь в танцевальный зал.
Бал обрушился на меня лавиной запахов. Духи дам и кавалеров, запах пота от разгоряченных танцоров, полироли для пола, кожи мужских сапог и дамских туфелек, аромат умирающих в жаркой атмосфере пионов и ранункулюсов, тающего воска свечей и многие-многие другие. Запахи обступили меня, навалились толпой, закрутили в вихре. А вместе с ними звуки и цвета. Любопытные взгляды в прорезях масок, шепоток и сдержанный гул голосов. Я покраснела, тушуясь от внимания, и отступила за спины сестер. Впрочем, и Мисси чувствовала себя не лучше. Из-под серебристой маски сверкали испугом ее голубые глаза, а губки сестры дрожали.
— Я нормально выгляжу? — шепнула она мне.
